Последний гвоздь

Первое, что он сделал, это лег спать. Сон взял свое почти сразу и отпустил его только после пяти часов без намека на сны.

Он полностью отключился, как будто обрубили электричество, и возможно, именно поэтому смесь гнева и паники все еще давала о себе знать, когда он пришел в себя и понял, где находится. Понял, что произошло.

Затем он пошел в ванную и набрал в ванну горячую воду со всеми маслами из маленьких бутылочек, которые только были доступны, и лег туда, устремив взгляд в потолок, а уши опустив под воду.

Он тогда просмотрел всю папку с пометкой «Т. Р.». Он прочитал каждую заметку, не по одному, а по несколько раз, и в конце концов пришел к выводу, что не может быть никаких сомнений. Здесь не может быть недопонимания и неправильного толкования. Нет пространства для оправданий и возможной альтернативы.

Теодору было плохо. Настолько плохо, что он пытался покончить с собой. Но мысли и попытка – это одно. Исполнение – совсем другое.

За ним стоял Слейзнер.

Именно он отрезал все другие пути и позаботился о том, чтобы Теодора все ближе и ближе подталкивали к краю. Именно он подготовил и организовал все так, что, в конце концов, потребовался лишь легкий толчок, если вообще потребовался, чтобы все было кончено.

Но и сам он не был освобожден от ответственности. Отнюдь. После давления на сына, чтобы тот выбрал правду вместо лжи, он нес на себе вину, от которой никогда не удастся избавиться. Как говорили Соня с Матильдой, все сегодня было бы по-другому, если бы он выбрал другой путь. Далеко от идеала, но, по крайней мере, лучше, чем вот это.

А что вот это?

Точка или запятая.

Есть ли вообще продолжение, или он достиг конца?

Конца пути, где он лежал в ванне на восемнадцатом этаже в отеле в Копенгагене, где ему больше нечего терять?

53

После того как Дуня и Фарид прочесали квартиру Слейзнера в поисках улик и обнаружили отпечатки пальцев, пятна крови и волосы, они перешли к непосредственной подготовке.

Многофункциональный тренажер был перенесен из маленькой тренировочной комнаты без окон в примыкающую к ней кухню, где был помещен перед плитой. На штатив перед тренажером закреплена камера с заряженным аккумулятором и настроенным фокусом. Звук записи был протестирован и настроен таким образом, чтобы каждая буква была слышна независимо от того, как бы тихо он ни бормотал.

На скамью для упражнений поместили находящегося без сознания Слейзнера, и с помощью ремней связали ему ноги под ней. Его руки они привязали к перекладине для тренировки спины и рук. Перекладина крепилась к проводу, тянувшемуся к стойке с грузами, которые, в свою очередь, удерживали его в сидячем положении. Это выглядело так, будто его собирались распять, и в каком-то смысле так оно и было.

Пока Фарид проверял, сколько веса ему нужно добавить, чтобы приподнять Слейзнера со скамьи, Дуня заглянула в коллекцию компакт-дисков в гостиной. Она занимала несколько квадратных метров у стены, но Дуня все равно не могла найти хоть один альбом, который бы ей понравился.

Все это было сплошные восьмидесятые. Восьмидесятые, восьмидесятые, восьмидесятые. Десятилетие, которое, по ее мнению, должно быть вычеркнуто из истории музыки.

Здесь, к тому же, было собрано худшее из худших, чтобы выбрать хоть что-нибудь. Она наконец вставила альбом «Diesel And Dust» группы «Midnight Oil»[10] в проигрыватель «Банг и Олуфсен», который теперь был готов включиться после нажатия кнопки на пульте в случае, если ночь того потребует.

Вернувшись на кухню, она обменялась взглядом с Фаридом, который коротким кивком показал, что готов. Оставалось только ждать, пока Слейзнер откроет глаза.

– Что скажешь? – Она присела на корточки перед Слейзнером. – Стоит ли нам его будить?

– Не горю от нетерпения. Можем дать ему еще несколько минут.

Фарид подошел к камере и включил ее.

Но нетерпением горела она. Ведь именно за это они боролись все последние недели. Однако все пошло не по плану, и еще несколько часов назад она отвергла свою месть как наивную несбыточную мечту. Что-то, что могло бы стать фактом, если бы не Микаэль Реннинг.

Она не сразу это осознала, но за все ей надо было благодарить именно его. Конечно, Фарид тоже приложил к этому руку. Но именно Реннинг мог потерять все и, прежде всего, это он придумал весь план побега.

Очевидно, Слейзнер давил на него весь последний месяц и выискивал информацию о ней, прекрасно понимая, что они, по крайней мере в прошлом, были друзьями. Когда Реннинг затем увидел внутреннюю директиву с объявлением ее в розыск, где ее называли террористкой, он решил сделать все возможное, чтобы войти в доверие к Слейзнеру.

В этом и заключалась суть встречи в «Диамантен». Там ему удалось убедить Слейзнера поручить ему отвечать за то, чтобы информация о ней держалась в тайне, если ее арестуют. Если бы не это, она все еще сидела бы в той камере или направлялась в какой-нибудь отдаленный подвал.