Последний гвоздь

И где-то там и крылся ответ. Раз у него вообще возникли сомнения.

– Увы, это не так, – услышал он собственный голос, в тот момент, как со лба упала первая капля.

– Что? – Слейзнер повернулся к нему. – Что ты сказал?

– Я сказал, что, к сожалению, это не так, – громко повторил он, вытирая лоб рукавом. – Наоборот, многое указывает на то, что один или несколько человек были в той или иной степени замешаны. – Пот упорно выступал из пор.

– Например, что? – выкрикнул один из репортеров.

– Разные вещи: в первую очередь, под ногтями женщины мы обнаружили кровь и кусочки кожи, не принадлежащие ни ей, ни Могенсу Клинге. – Спина у него уже промокла насквозь, и он допил остатки воды.

– У вас есть подозреваемые? – крикнул кто-то.

– Об этом мы тоже сейчас не можем… – он запнулся и понял, что забыл, о чем говорил. – Простите, какой был вопрос?

– Вы кого-нибудь подозреваете? Предполагаете какие-то политические мотивы?

– Нет, единственное, что я могу сказать, – мы разрабатываем сценарий, в котором есть… – он снова запнулся. Может, ему все-таки стоило договорить. Хотя бы чтобы уйти отсюда. От горячих софитов. От вопросов.

Он видел, как Слейзнер наклонился к микрофонам и обратился к публике, но не мог разобрать ничего кроме приглушенного бормотания.

Ему нужно больше воды. Гораздо больше. Но и стакан, и бутылка на трибуне были пусты. Он попытался сглотнуть, но горло резало, будто наждачной бумагой. Он не мог там оставаться, он встал, немного поспешно, так что стул за ним опрокинулся.

Потом все почернело.

17

Фабиан не успел договорить, как по охраннику в форме заметил, что решение уже принято. Ничего не менял тот факт, что мужчина кивал и пытался улыбаться. Глаза говорили более чем красноречиво. Зрачки сузились, и удивленное выражение глаз моментально сменилось жестким и враждебным.

Он прекрасно понимал почему. Конечно, его запрос на посещение камеры Теодора противоречил правилам тюрьмы и, конечно, они не могли просто пропускать кого угодно, когда угодно. Особенно после сцены, которую он устроил в морге накануне.

Тут он увидел то, что и ожидал, – обязательное качание головой.

– Нет, к сожалению, это невозможно, – охранник гладил усы, продолжая качать головой. – Сожалею, но ничем не могу помочь.

Реакция была совершенно такой, какую он и ожидал, поскольку не было ни иска, ни официального расследования, на которые можно опереться. Для стороннего наблюдателя ничего противозаконного не случилось.

Коса посоветовал ему подать заявление в полицию, чтобы попытаться инициировать расследование. Но это в лучшем случае займет месяцы, и за это время следы успеют исчезнуть. Кроме того, ему никогда не позволят самому участвовать в следственной группе. По этой причине он решил оставить свой полицейский статус дома и приехать сюда в роли того, кем он был на самом деле. В роли отца, потерявшего сына.

– Так что прошу вас покинуть изолятор, – добавил охранник.

В какой-то степени в такой роли ему было легче отказать. Если бы он не обладал тем, что сильнее оружия, регламента и подписанных документов. Своим горем. Если бы он только смог установить с ним контакт, они бы не смогли отказать ему в посещении.

Правда, он не знал, как это сделать. Как будто потерял ключ и утратил доступ именно к этой части себя. Как ни старался, он чувствовал не горе, а злость, которая сейчас никак не могла ему помочь.

– Пожалуйста, – сказал он и зажмурился, пытаясь выдавить из глаз хоть немного влаги. – Я прошу только о том, чтобы посетить место, где мой сын провел последние минуты жизни. Разве я многого прошу? Десять минут, больше мне не нужно.

– Сожалею, – постарался ответить охранник на шведском. – Так не получится. Должен попросить вас уйти.

– Позвольте у вас кое-что спросить? – он посмотрел охраннику в глаза. – У вас есть дети?

– Не понимаю, какое это имеет отношение к делу…

– Пожалуйста, просто ответьте на мой вопрос. У вас есть дети? Мм? Есть?

– Да, есть, – в конце концов ответил охранник, поглаживая усы. – Двое пацанов.

– Значит, вы меня понимаете. Правда? – Он продолжал смотреть охраннику в глаза. – Представьте, что там умер один из ваших детей и вас туда не пропустили. Представьте, что…

– Привет, Деннис, что происходит? – Из комнаты персонала за стойкой выглянул другой охранник.

– Тут этот шведский полицейский Фабиан Риск, который хотел бы увидеть камеру.

– Нет, нет, нет. Это не так, – сказал Фабиан. – Я здесь совсем не как полицейский. Важно, чтобы вы это понимали. Мой визит исключительно частный, и я преследую только личные цели.

– И что конкретно вы хотите? – Второй охранник подошел к стойке.

– Просто немного посидеть там. На койке в камере, где завершился его жизненный путь. Больше ничего. Просто посидеть там в одиночестве десять минут и попрощаться.

Второй охранник повернулся к первому.

– Десять минуть, пятнадцать, особо нет разницы.

– Но по регламенту нам нельзя…

– Да-да, и что теперь? У человека горе, и я это хорошо понимаю, – второй охранник повернулся к Фабиану. – Знаете что? На самом деле у меня перерыв, но черт с ним, идите за мной.

– Но, Петер, нам ведь нельзя…