Последний ход

Но у меня была небольшая порция – всего лишь тонкий ломтик хлеба и несколько ложек жаркого. Когда я закончила и поднялась в поисках добавки, чья-то рука схватила мою миску. Я тут же выдернула её, и хотя хватка другой заключённой оставалась крепкой, я не собиралась уступать. Какая дерзость – воровать у одного из первых номеров в женском лагере. Ей это с рук не сойдёт. Опыт научил меня, как выиграть в этой игре, – я буду сопротивляться до тех пор, пока она не сдастся, не начнёт искать цель попроще и не проявит должного уважения к моему старшинству…

Её свободная рука обхватила моё запястье так крепко, что мне пришлось ослабить хватку, и я подняла глаза, чтобы посмотреть, знаю ли я хефтлинга, одержавшего надо мной верх.

Ирена стояла надо мной, держа одну руку на моём запястье, а другую – на миске. Она вырвала посуду из моих рук.

– Хватит.

Это был не мой блок, это был фермерский дом. Герр и фрау Майнхарт не отрывали глаз от своей еды, пока Ирена убирала мою миску со стола. Ирена не была нацисткой или другой заключённой. Она была моей подругой, так почему же она морила меня голодом?

Оставив мою миску у раковины, Ирена положила обе руки на столешницу, прежде чем оглянуться через плечо. Учитывая то, как внезапно она повернулась ко мне, я ожидала увидеть во взгляде ненависть и отвращение; вместо этого её глаза заблестели, прежде чем она, моргнув, сглотнула слёзы.

Мы видели, что переедание делает с заключёнными в моём состоянии. Моё тело не выдержало бы этого. Даже если бы я постаралась держать себя в руках, искушение съесть свою порцию и бесчисленное множество других было слишком велико. Фрау Майнхарт дала мне безопасную, приемлемую порцию; Ирена спасала мне жизнь.

Взяв себя в руки, Ирена вернулась на своё место. Слёзы навернулись мне на глаза, но я подавила их. Я не могла понять, почему мне так часто хочется плакать.

Пока хозяева наводили порядок после ужина, мы с Иреной оставались на своих местах. В соответствии с предписанным мне поведением я держала глаза опущенными, хотя это было нелегко. Поскольку я не могла видеть лиц Майнхартов, было почти невозможно определить, поверили ли они в наш спектакль. Пока они стояли к нам спиной, склонившись над раковиной, мыли и вытирали посуду, я бросила быстрый взгляд на Ирену. Она поигрывала своим пистолетом, словно желая убедиться в моём послушании, но была напряжена, вероятно, думая о том же, что и я. Если бы наша уловка была раскрыта, они бы нас выдали.

Майнхарты отвели нас в маленькую комнату с двумя кроватями по обе стороны окна и, пожелав спокойной ночи, закрыли дверь. Я ждала, затаив дыхание, прислушиваясь. Их шаги стихли, когда они удалились в спальню дальше по коридору, но я окончательно расслабилась только после того, как услышала звук закрывшейся двери.

Чтобы поскорее избавиться от пистолета, Ирена швырнула его на прикроватную тумбочку, а затем со вздохом опустилась на край кровати. Я же не могла двинуться с места и по-прежнему стояла, не сводя взгляда со второй кровати и пытаясь выровнять дыхание. Странное чувство охватило меня, очень похожее на то, что я испытала, войдя в дом. Я всё ещё не могла точно определить, что это было.

– Что не так? – зашептала Ирена.

– Ничего. – Я опустила голову, чтобы скрыть навернувшиеся слёзы. Снова. – Прекрати болтать, они нас услышат.

– Если они могут слышать наш шёпот из коридора и через две закрытые двери, у них, должно быть, чертовски хороший слух.

– Мы не можем рисковать.

К моему облегчению, Ирена не стала спорить. Она даже не потрудилась снять ботинки, прежде чем рухнуть на кровать и натянуть одеяло на живот, а я в этот момент подошла к окну. Снежинки, освещённые серебристым отблеском лунного света, опускались вниз и оседали на бескрайних полях. Интересно, сколько раз я пересекала заснеженные поля по пути в Биркенау и обратно? Наверное, тысячу. Может, и больше.

Если бы я была дома, то перегнулась бы через железные перила нашего маленького балкона или присоединилась бы к брату и сестре у окна, наблюдая, как снежинки собираются на мостовой и зданиях вдоль улицы Балуцкого, пока мама и тата пьют чай и разговаривают. Но я была не дома. Подумала, что вскоре нам снова придётся продолжить путь, пробираться сквозь лес по свежему снегу, – и к странным чувствам, которые одолевали меня всё время, что мы были здесь, добавился страх. Сидя на деревянном полу в изножье второй кровати, я молилась, чтобы снегопад прекратился.

Ирена приподнялась на локте.

– Что ты делаешь, чёрт возьми? – прошептала она.

– Собираюсь спать.

– На полу?

– Где ещё Фрида могла бы разрешить мне лечь?

– Время Фриды закончилось, – сказала она, вставая и поднимая меня на ноги. – А Ирена говорит, спи на этой чёртовой кровати!