Последний ход

– А я выиграла партию до этого. Вы достойный соперник, отец Кольбе, но, надеюсь, вы не слишком расстроитесь, когда я верну себе титул победителя.

– Это вызов?

– Именно.

– Я его принимаю, – сказал он, блеснув азартной ухмылкой. – Но если ты победишь, потребую реванша.

Я забралась на свою койку, отметив про себя, что она куда удобнее тюфяков в старом блоке.

– Я ждала, что вы это скажете.

Улыбнувшись, отец Кольбе вернулся на свою койку, а я устроилась поудобнее под тонким одеялом. Когда я закрыла глаза, чтобы притвориться спящей, дверь распахнулась и в блок зашёл охранник, выкрикивая мой номер.

Потирая глаза, как если бы меня действительно только что разбудили, я спустилась с кровати и поспешила к двум охранникам, ожидавшим у двери. Они ничего не сказали, но я знала, зачем они пришли. Я последовала за ними в тёмное утро, на плац для перекличек, где уже собралась толпа наблюдателей.

– Сегодня завершающий день нашего турнира по шахматам, – объявил Фрич, когда мы подошли. – Ты знаешь правила, заключённая 16671. После переклички, вместо того чтобы присоединиться к своей рабочей группе, ты встретишься со мной здесь, у сторожевой будки. Первый раунд будет состоять из пяти партий между охранниками. Эти пять победителей будут играть против тебя.

Фрич рассказывал о том, кто сегодня будет соревноваться, и о других пустяках, а я подавила зевок. Хотя турнир был моей идеей, я предпочитала игры с отцом Кольбе этим бесконечным партиям с охранниками, которые длились целый день на плацу, где не было никого, кроме Фрича и эсэсовцев. Я сбилась со счёта, сколько партий сыграла за день, но охранникам это так понравилось, что Фрич уже пообещал устроить ещё один турнир в ближайшее время. По крайней мере, мой план избавлял меня от физического труда, а главное – сохранял мне жизнь.

Два охранника, которые меня привели, оставались позади. Пока Фрич продолжал говорить, один из них вполголоса обратился к соседу:

– На кого ставишь?

– Сегодня я не буду смотреть, – пробормотал другой охранник, прикуривая сигарету. – Комендант Хёсс вернулся из Берлина, и если он увидит, как я бездельничаю, после того, что произошло вчера, мне крышка.

– Точно, ты говорил мне об этом, – сказал первый охранник, прокручивая в руках дубинку. – Какого чёрта комендант так разозлился из-за простого вопроса?

Второй пожал плечами:

– Я поприветствовал его и спросил, как прошла поездка, после чего он запретил мне лезть в секретные дела рейха и пригрозил переводом в другое место. Моя семья никогда не простит мне этого, поэтому отныне я выполняю приказы и держу язык за зубами. – Он достал карманные часы и проверил время. – Я думаю, комендант Хёсс скоро будет здесь. Вчера вечером он говорил, что проведёт сегодняшний день в главном лагере.

– После переклички нужно предложить Фричу перенести турнир. Не дай бог кому-то ослушаться приказа коменданта, – сказал первый охранник с усмешкой.

Пока я слушала разговор, моя рука потянулась к маленькому карману на форменной юбке. Я прижала пальцы к ткани, чтобы почувствовать бледно-голубые чётки и серебряное распятие, спрятанные внутри.

Жить. Бороться. Спастись.

Я хотела жить. Каждая моя частичка хотела жить. Аушвиц забрал у меня так много, но я не могла позволить ему забрать и самоё себя. У него ничего не выйдет, для этого я сделаю всё, что в моих силах. Это была игра, которую я поклялась выиграть. И разговор между охранниками вдохновил меня на следующий этап моей стратегии.

Когда остальные заключённые присоединились к нам для переклички, я заняла своё место рядом с отцом Кольбе. Хотя я выигрывала время с помощью шахматных турниров, этого было недостаточно, чтобы отвоевать контроль у Фрича. Но, возможно, тот новый этап, который я задумала, и станет моим решением. Нужно было только успеть сделать всё до того, как он решит, что я ему больше не нужна.

Слева от меня отец Кольбе напевал отрывок из Шуберта на знакомую богородичную молитву. «Аве Мария».

Мелодия напомнила мне о доме, я прикрыла глаза. Мама сидела в своей комнате за туалетным столиком, вооружившись шпильками. Пока её пальцы закручивали и укладывали белокурые локоны, она смотрела на своё отражение и тихонько напевала, как часто делала, когда была сосредоточена. Её голос был чистым, благоговейным, а губы пропевали каждое латинское слово, пока ловкие пальцы закрепляли шпильками элегантную причёску. Тата остановился у входа, прислушиваясь, не желая её беспокоить. Она улыбнулась, поймав его взгляд в зеркале, но не стала прерываться.

Напевы отца Кольбе закончились, унося мамин голос прочь и возвращая меня на плац. Я подождала, пока тяжёлые шаги проходящего вдоль наших рядов Фрича станут отчётливо слышны. Пришло время проверить мой план.

Я вдохнула, призывая всю свою храбрость, и произнесла шёпотом:

– Моя мама постоянно пела этот гимн.