Последний ход

На мгновение я подумала, что головокружительная жара и сухость в горле вызвали в моём воображении новый голос, но это было не так. Он пришёл.

– Заключённые говорили во время переклички, герр комендант, – ответил Фрич. – Мы определяем наказание.

– Отстранение от выполнения трудовых обязанностей не улучшит их поведение, – сказал комендант Хёсс, подойдя к нам и нахмурившись. – Ваша задача – наказывать их в подходящее время, а не мешать им работать. Всё, что вы сделали, это повлияли на эффективность отлаженного мною процесса. – Хёсс подошёл ко мне и отцу Кольбе. – Считайте это предупреждением. Не рассчитывайте на снисхождение, если снова ослушаетесь.

– Да, герр комендант, – синхронно ответили мы.

Комендант Хёсс сказал Фричу зайти к нему в кабинет, чтобы обсудить поездку в Берлин, а потом в последний раз взглянул на нас. Когда он смотрел на меня, морщина между его бровями углубилась. Он поджал губы и пошёл прочь, крикнув нескольким охранникам доложиться Фричу. Охранники подчинились, а Фрич посмотрел на отца Кольбе.

– Заключённый 16670, какое у тебя задание?

– Строительство, герр лагерфюрер.

Фрич, казалось, был доволен этой новостью. Он приказал охранникам сопроводить нас обоих на стройку – хотя это была не моя коммандо, – и мы последовали за ними из лагеря. Стройка должна была меня напугать, но трудность работы меня не волновала. Стратегия оказалась успешной! Отныне я должна была упорно идти к главной цели: побудить Фрича нарушить протокол, когда комендант будет рядом и сможет поймать его с поличным. Чтобы выжить ради своей семьи, я должна была добиться перевода Фрича.

Глава 11

Аушвиц, 20 апреля 1945 года

– Союзники охотятся на таких, как ты.

Я не знаю, почему выпаливаю это. Может быть, надеюсь застать Фрича врасплох, чтобы он занервничал. Союзники, стоящие на пороге победы над Германией и другими странами «оси»[16], несомненно, заставят их расплачиваться за последствия. Они наверняка призовут к ответу таких людей, как Фрич. Возможно, он опасается ожидающей его участи, поэтому моя угроза должна задеть его за живое. Он смотрит вверх, вертя в руке одного из захваченных чёрных коней.

– Правда?

Тон ровный, беззаботный, в нём нет и тени страха, который я надеялась пробудить, – или, возможно, Фрич просто тщательно скрывает его от меня. Тем не менее я киваю, хотя и не уверена, что в моём утверждении есть хоть доля правды. Но Фричу это знать не обязательно.

– Да, и сомневаюсь, что я единственная бывшая заключённая, которая ищет тебя. Кто-нибудь другой найдёт тебя точно так же, как это сделала я.

Мне удаётся звучать гораздо увереннее, чем я себя чувствую. Даже если он мне поверит, то не признается в этом, но я могу поклясться, что на мгновение в его лице что-то меняется. Эмоция не задерживается достаточно долго, чтобы я могла её расшифровать, но всё же придаёт мне решимости.

Фрич усмехается:

– Союзники охотятся на мужчин, которые служили своей стране? На людей, которые стремились избавить мир от паразитов и сделать его лучшим местом? И те же самые паразиты думают, что у них есть хоть какая-то власть над теми из нас, кто предан рейху?

На этот раз усмехаюсь я, двигая слона.

– Если эти так называемые паразиты не имеют над тобой власти, почему же ты решил встретиться здесь с одним из них?

Хотя Фрич не отвечает, его пальцы обвиваются вокруг коня. Чувство успеха – прохладное и успокаивающее, избавляющее от смятения, – подобно далёким раскатам грома. Контролирую ситуацию я. Не Фрич.

Прежде чем сделать ход, он вздыхает и вытирает с лица капли дождя.

– Я надеялся, что дождь прекратится, но раз этого не случилось, нам следует переместиться в помещение. Что думаешь? Как насчёт блока № 11?

Вдалеке раскаты грома сотрясают небо, а воспоминания снова вспыхивают, пытаясь лишить меня самообладания. Я знала, что лучше не провоцировать Фрича, но тем не менее сделала это. Сделала, потому что я глупая и безрассудная.

– Ты же вспомнишь расположение своих фигур, правда? – спрашивает он, жестом указывая на доску. – Давай бери свои, а я возьму свои. Нам будет удобнее внутри.

Я провожу рукой по шее и спине, ощущая грубую кожу – паутину шрамов. Они тут же начинают пульсировать, будто свежие.

– Я никуда не пойду.

– Давай не усложнять. Я бы предпочёл блок № 11, а ты? – Фрич берёт несколько фигур, затем улыбается: – Мы можем расположиться в камере № 18.

Разумеется. Я знала, что он это скажет, но, услышав эти слова, ощутила внутри что-то, вот-вот готовое лопнуть. Я впиваюсь ногтями в ладонь, отчаянно пытаясь держать ситуацию под контролем.

– Ты и близко не подойдёшь к камере № 18.

– Не собираешься взять свои фигуры?

– Нет, я никуда не пойду. Сказала же, что никуда не пойду…

– Не стоит так нервничать, – говорит Фрич, заглушая начинающуюся у меня истерику. – Я думал, что ты с радостью воспримешь идею укрыться от дождя, но это было только предложение. Простого «нет, спасибо, герр лагерфюрер» было бы достаточно. – Он ставит фигуры обратно, двигает пешку и кивает мне: – Твой ход.