Последний ход

Фрич подошёл ближе. Я надеялась, что он меня услышал. Хотя и не смотрела на него, но чувствовала, что он внимательно изучает меня. Чтобы мой план сработал, это должно было произойти, но задача оставалась трудной – надо было ровно дышать, пока надо мной сгущались тучи.

Фрич не спеша наблюдал за мной.

– Заключённая 16671, ты что-то сказала?

– Да, герр лагерфюрер. – Отвечай как можно короче. Никаких подробностей, пока не спросят.

– К кому из этих жалких ублюдков ты обращалась?

Я попыталась заговорить, тяжело сглотнула и сделала вторую, более успешную попытку:

– Ни к кому, я… я говорила сама с собой.

Самая жалкая ложь, которую я когда-либо произносила, но не это важно. В мой план не входило уличать отца Кольбе. Мне просто нужен был повод, чтобы заговорить. Краем глаза я увидела, как отец Кольбе открыл рот, но не успел вмешаться, – дубинка Фрича ударила мне в живот и повалила на землю. Стиснув зубы от знакомой, пульсирующей боли, я постаралась не доставить ему удовольствия от мучительного крика, но, конечно, мне это не удалось.

– Это за твоё неповиновение, – произнёс Фрич. – И ложь.

Удар по рёбрам был резким и едва выносимым, но всё, что я могла делать, это стонать от боли. Я попыталась вздохнуть, на глаза навернулись слёзы, но когда Фрич крикнул, чтобы я встала, мне пришлось подчиниться. Как только я поднялась на ноги, он схватил моё лицо своей рукой в кожаной перчатке и заставил встретиться с его злобным взглядом.

– Слушай внимательно, 16671. Либо ты скажешь мне, с кем из этих паразитов ты разговаривала, либо я выбью эту информацию из тебя.

– Простите меня, герр лагерфюрер, но это всё моя вина, – вступился отец Кольбе. – Не нужно наказывать девочку.

Я никогда не понимала, как отцу Кольбе удавалось всегда говорить так спокойно, и мне хотелось, чтобы он не произносил этих слов. Это не входило в мой план. Фрич должен был поймать на неповиновении меня, и только меня. Я не подумала о том, что, независимо от того, говорила я с отцом Кольбе или нет, он, конечно, попытается помочь. Худшего момента, чтобы проверить стратегию, нельзя было придумать.

Оттолкнув меня, Фрич подошёл к своей новой цели. Отец Кольбе не издал ни звука, когда Фрич ударил его по лицу, но мне потребовалось всё моё самообладание, чтобы сдержаться и не вступиться.

– Вы оба останетесь здесь после переклички, – сказал Фрич. Он зашагал прочь, на ходу нанося удары заключённым.

Я не осмеливалась повернуть голову, чтобы посмотреть на отца Кольбе, но в тишине своего сознания принесла ему извинения. Тем не менее в груди моей зародилась надежда. Я не была уверена, противоречило ли желаниям коменданта пребывание заключённых на плацу после переклички, но мне хотелось, чтобы это было так.

Перекличка закончилась, а мы всё так же стояли на плацу, пока заключённые роились вокруг нас и расходились по своим рабочим местам. Когда все ушли, мы остались наедине с Фричем. А коменданта Хёсса нигде не было видно.

Было слишком поздно что-либо менять, и я сожалела о своём поступке. Может быть, охранники ошиблись насчёт того, что комендант придёт в лагерь. Я спровоцировала Фрича наказать меня без всякой причины и навлекла ту же участь на отца Кольбе.

Фрич смотрел куда-то между нами.

– Вы друзья?

Я сразу отрицательно покачала головой, хотя и не могла понять почему. Ложь не принесёт мне ничего хорошего. Фрич кивнул, затем поднял свою дубинку и подошёл к отцу Кольбе.

– Стойте, нет… точнее, да. Да, герр лагерфюрер, – произнесла я на выдохе, когда Фрич на мгновение остановился, прежде чем нанести удар. – Мы друзья.

– В таком случае ты облегчила мне работу. – Фрич опустил дубинку и повернулся ко мне: – Ты выберешь наказание для него. А он для тебя.

Пот струйками стекал по моей шее и бровям, и не только потому, что с каждой секундой день становился всё жарче. Прежде чем я успела подобрать слова, отец Кольбе шагнул вперёд.

– Герр лагерфюрер, я беру на себя всю ответственность и приму последствия для нас обоих.

– Держи свой поганый рот на замке, или я отправлю вас обоих на виселицу. – Фрич толкнул отца Кольбе, тот попятился на своё место и замолчал.

Фрич ждал, что я заговорю, но я не могла. Глупый, безрассудный план! Я взглянула на отца Кольбе, который слегка кивнул мне, как бы заверяя, что не будет держать зла за мой выбор.

– Чем дольше ты будешь тянуть, тем более сурового наказания я буду требовать. – Фрич приблизился, его глаза сияли, как будто в разгаре шахматной партии он поставил мне шах.

Как я должна была выбирать? Две недели половинного пайка? Наш паёк и так был достаточно скудным. Неделя в карцере в блоке № 11? Мои ноги болели в конце каждого рабочего дня, и лишиться шанса отдохнуть стало бы абсолютным страданием. Двадцать пять ударов плетью? Я понятия не имела, насколько болезненной может быть порка, и не хотела этого знать. Даже если бы я смогла определить наиболее милосердный вариант, подвергнуть отца Кольбе любому из наказаний было для меня невыносимо.

– Почему заключённые не выполняют свои трудовые задания?