Последний ход

– Это отличная возможность. – Выдавить из себя слова было трудно, а выдавить улыбку – ещё труднее. Матеуш стал для меня чем-то постоянным, связующим звеном с той жизнью, которая могла бы у меня быть, с той девушкой, которой я могла бы быть. Трудно было слушать его, поэтому я с притворным восторгом воскликнула: – Конечно, ты должен согласиться. Я так рада за тебя, Мацек!

– Это недалеко, так что я обещаю, что буду на связи. Особенно если узнаю что-то новое.

Он выглядел так, словно хотел сказать что-то ещё, но через мгновение снова сосредоточился на своей работе, и я сделала то же самое, пытаясь остановить волны разочарования и паники. Я не хотела, чтобы он уезжал. Я привязалась к глупому мальчишке, из-за которого заработала синяк под глазом, но мне будет не хватать гораздо большего, чем просто его общество. Я теряла друга, который снабжал меня необходимыми вещами и был единственным помощником в моей миссии против Фрича.

Глава 25

Аушвиц, 20 апреля 1945 года

Волна ярости заставляет меня вскочить на ноги, отчего мой стул с грохотом падает на пол. Однако Фрич даже не вздрагивает при виде пистолета. Он сохраняет спокойствие, слегка приподнимает бровь, а рука тянется к его собственному оружию.

– Не смей.

Он кладёт руку на свой пистолет, но не достаёт его. Он ждёт, как будто провоцируя меня нажать на спусковой крючок, затем садится на своё место, сцепив пальцы вместе и положив локти на стол.

– Означает ли это, что ты сдаёшься?

Его легкомыслие вновь разжигает ярость, хотя она и так до конца не угасала. Всё это время боль и гнев утихали и накатывали вновь; теперь они циркулируют по моему телу, проявляясь в каждом слове и поступке, в каждом приступе головной боли и дрожи в голосе.

– Заткнись!

– Ты единственная, кто беспокоился о своей семье, а теперь ещё и это. – Он машет рукой в сторону пистолета, прежде чем стряхнуть дождевую воду со своего рукава. – Сядь и помолчи. Если будешь отвлекаться, то станешь невнимательной, будет обидно, если ты не выложишься по полной.

– Я велела тебе заткнуться. – Я сжимаю пистолет обеими руками, надеясь, что это поможет мне прицелиться. – Положи своё оружие на землю.

Фрич вздыхает и трёт висок.

– Мы можем закончить игру? Твой ход.

Не сводя с него глаз, я убираю одну руку с пистолета и тянусь за ладьёй. Я помню каждый наш ход и позицию всех фигур на доске, мне не нужно смотреть на неё, чтобы сделать следующий ход.

Шах.

Глава 26

Биркенау, 20 сентября 1944 года

Чаще всего мне казалось, что я прожила в лагере тысячу жизней. Иногда я ощущала, что моя жизнь каким-то образом застыла во времени, и если бы я смогла выбраться за ограду из колючей проволоки, то, возможно, обернулась бы той четырнадцатилетней девочкой с любящей семьёй в Варшаве и детскими грёзами о шахматных турнирах.

Осень 1944-го, не за горами новый год, а с ним и моё восемнадцатилетие – осознавать это было необычно и странно, поскольку в лагере каждый следующий год не отличался от предыдущего. Если бы не война, я бы готовилась к поступлению в университет. Возможно, я стала бы бухгалтером, как мой отец, или социальным работником, как мама. Мои брат и сестра понемногу превращались бы в неуклюжих подростков, и мы втроём подшучивали бы над родителями из-за седины, тронувшей их волосы. Я бы встречалась с друзьями в кафе, проводила бы романтические вечера в театре с каким-нибудь симпатичным молодым человеком. Я бы становилась молодой женщиной во всех смыслах этого слова. Но моя история была совершенно иной.

Сентябрьским утром я выходила из блока, поправляя на голове платок, и вдруг заметила еврейку, слонявшуюся около здания. Убедившись, что охранники не смотрят, я поспешила к ней.

– Знаешь, Мария, если ты когда-нибудь захочешь вернуться на завод боеприпасов, мы можем это устроить, – сказала она вместо приветствия.

– Это вы занимаетесь контрабандой пороха, а не я, – ответила я с улыбкой. – Всё, что я делала, это работала там какое-то время, чтобы оказать свою поддержку.

– И мы это ценим, к тому же нам нужны те, кто будет прятать порох в лагере, не меньше, чем контрабандисты. Но на этот раз вместо капсулы я принесла тебе это. – Она вложила обрывок бумаги в мою ладонь, и мы разошлись.

Следуя за кухонной коммандо на работу, я сжимала в руке крошечный клочок, догадываясь, кто мне его отправил. Когда охранники отвлеклись, я украдкой взглянула на листок, там было наспех нацарапано:

Передовая.

Судя по дате, Матеуш написал записку несколько месяцев назад, а это означало, что у него были некоторые трудности с её доставкой. Городок Пщина находился недалеко, но Матеуш отправлял или получал письма только тогда, когда приезжал в пекарню своих родителей, так что переписывались мы нечасто. Хотя за время нашей совместной работы он не сообщал мне много новостей, его присутствие было утешением, и я всегда знала, что он передаст мне весточку, как только получит мою.