Последний мужчина

Парадокс! Если мы завсегда из девушек делали женщин, — скабрезно хихикнул бывший магнат, — то они из женщин сделали вечных девушек…Га-га-га!..У них, то бишь у сутуленьких, уже нет тяги к сексу, а эти…хе-хе…органы сладкого движения у них деградировали в как его…В атавизм? Не, не в атавизм…Э-э-э…

— В рудимент, — помог деду выйти из затруднения Загорцев, сносно усвоивший в институте физкультуры анатомию и физиологию мыслелоба. — Как у нас, положим, третий глаз или аппендикс — тоже рудименты.

— Во-во! — подхватил Тверезовский. — Превратились в «рудики»… Таутиканцев с женскими «рудиками» называют «матронами», а с мужскими — «мэтрами». Можно подумать, что раньше они у них метровые были, — отвлекаясь от основной тематики, пошленько захихикал старик. — Ан на том таутиканцы не унялись. Матроны и мэтры стали…этими …как их…Заготовками, что ли?

— Может, биологическими матрицами? — предположил футболист.

— Во-во! Матрицами для выведения новой породы. У них наука такая есть…Как же её?…Ну, ещё Кушкин про неё писал…А! Онегика!

— Может, евгеника? — поправил его Загорцев.

— Во-во! Евгеника. Через неё тау создали…хвостатую тварь…Ну, такую молекулу…Длинную-предлинную…

— Дэ-эн-ка? — подсказал слушатель.

— Во-во! Дэ-эн-ка. И коктейль из этой хвостатой…

— Геном таутиканца? — сообразил подсказчик.

— Во-во, геном! — обрадовался и удивился повествователь. — Ишь ты! Мне-то Тукан с пятого раза эту хренотень втюхал. А ты, Ромаха, не дуболом, однако. В наше время присказка бытовала про то, что росли у мамы три сына: двое умных, а третий — футболист. Но ты-то в тему и в тему палишь!

— Стараемся, — скромно потупило глаза исключение из присказки.

— Так вот, теперича тау выводят последышей прямо из генома. У кого из них ниже пупка остались мужские «рудики», тех кличут «дублями», а у кого женские — тех кличут…это…Как его? «Дублёнками», ли чо ли?

— А не «дублёршами»?

— Во-во, «дублёршами»!..Ишь ты, лупит и лупит «в яблочко»!.. А дубли шибко мозговитые, потому как мозг у них не отвлекается на секс, зачатие, роды…И бают, Рома, что скоро дубли мэтров начисто вытеснят. И знаешь почему?

— Почему?

— А башковитые они! Секи сам: если тем же мэтрам в мозги специальные штуки нейрохирурги впаривают…

— …например, вживляют микропроцессоры, чтоб общаться на субчувственном уровне.

— Во-во. То дубли с этими штуками сразу вылупливаются. Во, чё прогресс-то творит! — подытожил Тверизовский, вытирая от слюны старческий рот, — То ись, мои единоверцы верно глаголили: «Что таутиканцу хорошо, то иерею смерть».

— Вы же говорили, что вы — имперский?! — на миг полупарализовано отвисла у Загорцева нижняя челюсть.

— А я и так имперский! — без тени сомнения утверждал потешный старик. — Я — имперский иерей. Была на Зелёнке такая нация в двадцатом веке.

— Э-эх, слетать бы на Зелёнку! — размечтался Роман. — Кстати, Борис Абрамович, мы же можем потребовать, чтобы нас отправили на историческую родину, а?

— Темнят они, — щёлкнул языком тот. — Про то не просветили меня, раз я фулюган…А до Зелёнки смотаться для них не проблема. У них есть и кварковые ракеты, и фотонные, и монопольные…

— Что ещё за монопольные?

— Это ты, парень, у них сам попытай, — зевнул дед. — Устал я. Давай-ка, на нары. Покумарим чуток.

Глава четвёртая

1

Председатель Люмо с двумя эксцессорами появился на вторые сутки пребывания Загорцева в зале ожидания.

Пока рассматривалось дело Тверизовского, молодой узник знакомился с материалами заведённого на него электронного досье на пару с появившимся у него помощником — гражданским правоведом Лажем. Последний обязан был отстаивать интересы Романа.

Лаж Загорцеву отнюдь не импонировал. У него была плутоватая физиономия. А плуты среди таутиканцев встречались столь же редко, что и сердитые личности, наподобие Бонза. Лаж непрерывно подгонял представляемого: «Было? Было. Пляшем дальше». Какому мыслелобу понравится, когда торопливо «отплясывают» на его недавнем прошлом и скором будущем?

Процесс по Тверизовскому закончился через час. «Выговор, — шепнул при прощании земляку дед. — Жди в гости. Повтори-ка адресок».

— Тенистая, — подстраиваясь под старика, ответно понизил голос Загорцев, — двадцать два — семьдесят один.

— Нагряну не один, — таинственно пообещал старичок. — С нашим земелей. С Айком. Он — мериканец. Это секрет. Паскуда Бонз не знает, что мы с ним контачим. Он на Айка тоже зуб имеет. Не дрейфь! Ни пуха!

— К чёрту!

2

Крэк сопроводил Загорцева на четвёртый этаж. Миновав ряд бронированных дверей, они оказались в просторном зале. За ними туда же пожаловал состав суда и главный этик. Пожилой председатель Люмо и его ровесники эксцессоры оказались типичными таутиканцами. Иначе говоря — добрейшими тау. В отличие от злого Бонза, который во вступительной назидательной речи напирал на то, что оступившийся покусился на неприкосновенность личности.