Последний оплот моего бессмертия (СИ)

— Но разве этого ты хочешь? — тихо сказал он, и у Джеки появилось странное, необъяснимое ощущение, что он вовсе не с нею разговаривал, скорее, с самим собой. — Мои знания могут оказаться опасными. Темными. Страшными.

Джеки жадно, с какой-то щемящей тоской пожирала глазами его лицо, каждую черточку — длинные ресницы, линию бровей, блестящие глаза, ямочки в уголках губ, вздрагивающие тонкие ноздри. У нее было такое чувство, словно она не видела его годы, целые столетия, и вот он снова перед нею после долгой разлуки.

Вокруг становилось все темнее, но она удивительным образом видела его лицо только яснее и яснее с каждой секундой. Небо над их головами окрасилось фантастическими цветами, последние отсветы солнца гасли за густой стеной деревьев. И в этот миг Джеки показалось, что две красные искры вспыхнули где-то глубоко, на самом дне его больших темных глаз.

— Страшными? — наивно удивилась она. — Темными? Если тебе будет угрожать опасность, я хочу быть рядом.

Том вздрогнул, как будто его ударили, и даже слегка отпрянул. Судя по всему, он ожидал чего угодно, но только не ответа на свою реплику. Джеки тоже испугалась. Она при всем желании не могла понять, что такого сказала и почему он так поражен.

— Ты? Ты хочешь быть рядом со мной? — переспросил Том, тщательно выговаривая каждое слово.

— Да, я хочу быть рядом с тобой, куда бы ты ни пошел, что бы ни делал, всегда, потому что… потому что я… я люблю тебя, Том Реддл… — прошептала Джеки, потому что голос ей отказал.

— Но этого не может быть, — вдруг сказал Том. — Как…

И не договорил. Румянец снова окрасил его шею, потом щеки, губы, как будто его внезапно сразила лихорадка. Джеки никогда не видела его таким. Она приняла было это состояние за гнев, вызванный ее нескромностью, но Том схватил ее за обе руки, а потом сгреб в объятия с совершенно необычной для себя порывистостью.

— О да, — прошептал он, зарывшись лицом в ее волосы. — О да…

***

Ночью Джеки показалось, что она проснулась от удара. Но нет, затрещину она получила именно во сне.

Похожий на обезьяну человек, который, как она уже знала, приходился отцом девушке по имени Меропа, как обычно отвесил ей затрещину за то, что в ее руках прорвалась ветхая тряпичная торба с чем-то похожим на мелкую репу.

— Откуда ты только взялась на мою голову? — взревел он, нависая над дочерью. — Если бы ты не была так похожа на своего брата, я бы сказал, что тебя подменили в младенчестве. Тупая образина! Доставай свою палочку, или я ее сломаю!

Джеки послушно вытащила палочку, зажмурилась и что-то пробормотала. «Репаро», это ведь так просто! Но вместо того, чтобы снова стать целой, сумка развалилась на несколько лоскутов. Старик испустил гневный вопль, но не сломал ее палочку, только прошаркал в угол и бухнулся в грязное кресло. Она поспешно опустилась на колени и собрала раскатившиеся клубни в подол.

— Как мне от нее избавиться? — громко спросил он у пространства. Морфин, сидевший на полу у очага, захихикал.

— Зачем от нее избавляться? Пусть служит нам, раз ни на что другое не годна.

— Род не должен умереть, мой мальчик! — наставительно произнес старик, подняв палец.— Наша кровь не должна пропасть даром. Столько поколений, столько величайших чародеев, такой старинный род… Жаль, не осталось ни кузенов, ни кузин, с которыми вас можно было бы переженить по давней традиции. Да и кто ее возьмет?

Старик погрузился в размышления, покусывая ноготь крупными коричневыми зубами.

Джеки замерла над лоскутами, стараясь стать невидимой, незаметной. «Кто ее возьмет?» Ооо… если бы только он хотя бы раз посмотрел на нее так, как смотрит на свою подругу… «Возьмет»… Джеки почувствовала странное томление, и ее руки задрожали, потому что Меропа, девушка из ее видений, подумала о своем таинственном возлюбленном.

Сны приходили в разном порядке, как будто кто-то вытаскивал разрозненные воспоминания у Меропы из головы и показывал Джеки по ночам. Некоторые складывались в целую историю, некоторые пока не соединялись ни с одной другой частью головоломки.

Джеки уже поняла, что Меропа жила в страшной мрачной лачуге со своим отцом и с братом Морфином, что она без памяти любила какого-то мужчину, и что в конечном итоге заставила его выпить любовное зелье под воздействием заклятия подчинения. И что отец и брат Меропы были такими чудовищами, что будь Джеки на ее месте, от них бы не осталось уже и мокрого пятна, даже если бы ей пришлось провести остаток дней в Азкабане.

— Морфин, сынок, — вдруг сказал старший из двоих обезьяноподобных мужчин, прекращая грызть ноготь. — А что если мне поженить вас двоих?

— Ыэ?.. — промычал Морфин. Джеки вскинула голову, глядя глазами Меропы. Ее братец бессмысленно таращился на отца, отвесив мокрую нижнюю губу. Обычно он выглядел устрашающе — дикий, опасный, вовсе не похожий на человеческое существо, — но сейчас был похож на слабоумного.