Вскоре стрелки уже садились на коней, обрадовав своим возвращением не находившего себе места от беспокойства Ганса. А потом, когда они галопом мчались через городские ворота, никто не заметил, как замыкавший отряд мессир, придержав коня, разрубил палашом голову ожидавшего их стражника. С лишними ртами было покончено.
Устало сутулясь в седле, фон Вернер смотрел, как его товарищи сыплют награбленное на расстеленный по земле плащ. Звонкими струйками лились золотые монеты, змейками выскальзывали из сумок драгоценные цепи. Ссыпались, вспыхивая огоньками самоцветов в рассветных лучах солнца, перстни и кольца. Серебряные подсвечники, чеканные блюда, подносы, украшенные резьбой кубки, плоские слитки серебра и золота.
Настоящее богатство, но Мориц не мог разделить радости приятелей, которые выхватывали друг у дружки предметы, восхищенно цокали языками и радостно хохотали. На вещах, судя по рассказу товарищей, лежала кровь пяти человек, а за такое полагалось отсечение головы. И мысль, что сейчас они в безопасности, не успокаивала. Не становилось легче и от того, что сам не убивал, не резал глотки старику и его домочадцам. Стрелки рассказали: фон Цоберг убил всех своей рукой, словно опасался, что в последний момент его сообщники дрогнут. Молодой человек слабо в это верил, так как знал, что его товарищам все едино: что курице шею свернуть, что человеку брюхо вспороть. За годы службы убийство стало для них привычным делом, такое уж у солдата ремесло.
Фон Вернер поглядел на рыцаря: тот в стороне, верхом, с высоты своего роста, наблюдал за происходящим. Черты тяжелого, каменного лица утратили всегдашнее выражение холодного спокойствия: к удивлению Морица их исказила нетерпеливая гримаса. Похоже, вид золота не оставил равнодушным даже старого вояку. Что же тогда говорить о других? Стоявшего рядом с мессиром Ганса била нервная дрожь. Чуть не подпрыгивая на месте, он сжимал в руках аркебузу и по-гусиному вытягивал шею, пытаясь рассмотреть появлявшиеся на свет божий предметы. Наконец, на плащ, звякнув, упала последняя вещь – серебряный кубок.
– Ну, вот нам и повезло! – окинув восхищенным взглядом богатство у своих ног, Олень хлопнул ладонью по сутулой спине Курта с такой силой, что тот покачнулся, а в лучах солнца заиграли пылинки. – Пора приступать к дележке.
– Точно, – поддержал Виктор и обратился к рыцарю:
– Мессир, я предлагаю…
– Подожди, – оборвал его фон Цоберг. – Это точно все? Проверьте сумки.
– Нету больше, – Виктор с Оленем затрясли над плащом раскрытыми сумками, а Курт вывернул свой мешок наизнанку, показав, что внутри пусто. Убедившись, что у наемников ничего не осталось, рыцарь ткнул шпорами лошадиные бока, и вороной жеребец налетел на испуганно отшатнувшегося Курта. В следующее мгновение стальной боек чекана, зажатого в кулаке фон Цоберга, клюнул старика в темя. Олень с Виктором испуганно застыли.
– Бей их, Фриц! – не двигаясь с места, заорал Ганс и поднял аркебузу.
Отшвырнув в сторону сумку, младший брат Дуко выхватил тесак и попытался ткнуть им стоявшего рядом пикинера. Ловко отбив клинок рукой, Виктор отскочил в сторону. Сообразив, что происходит, Мориц поддался первому и единственно верному порыву: прильнув к лошадиной шее, ударом шпор послал коня с места в карьер. Прочь с поляны, к уходившей в лес тропе. Главное было побыстрее оказаться как можно дальше от начавшегося безумия.
За спиной громыхнуло, и фон Вернер чуть не вылетел из седла: правое бедро юноши будто бичом ожгло! От удара, жгучей боли перехватило дыхание. Он закачался и, если бы не пальцы, намертво вцепившиеся в поводья, слетел бы с коня. Скачка причиняла раненому невыносимую боль, но Мориц продолжал мчаться вперед, хотя совершенно не разбирал, куда едет. Хлынувшие слезы застили глаза, а сведенные болью пальцы продолжали сжимать поводья.
В какой-то момент, когда серый в яблоках жеребец перепрыгнул через поваленное дерево, фон Вернер потерял сознание от боли. Сколько времени стрелок находился в беспамятстве, он не понял: очнувшись, обнаружил себя лежащим на земле. Над головой в прозрачном летнем небе проплывали белоснежные облака, неподалеку бродил его конь, пощипывая травку. Раненое бедро занемело, и несмотря на жаркий день Морицу было очень холодно. Когда он встал, то чуть не упал из-за кружившейся головы и предательски дрожащих коленей.
Осмотрев рану, увидел, что аркебузная пуля прошла навылет, не задев кости. Кровотечение продолжалось, и фон Вернер, как мог, перевязал страшную, черную дыру куском материи, отрезанной от рубахи. Подвывая от боли, поймал коня и, обессилев, долго стоял, прижавшись к его теплому, колышущемуся боку, слушая, как екает внутри селезенка. Наконец, ему удалось, собравшись с духом, вскарабкаться в седло.