Оглядевшись по сторонам, Мориц понял, что совершенно не знает, куда ему ехать. Пока он был без памяти, серый сбился с тропы и, судя по всему, просто брел по лесу. Чувствуя, как от беспомощности, отчаяния перехватило горло, едва сдерживаясь, чтобы не разрыдаться, юноша взял направление на солнце. Ехать пришлось шагом, так как попытка перейти на рысь, привела к тому, что рана мучительно разболелась. Казалось, в бедро запихнули кусок раскаленного железа. Через несколько сотен шагов лес посветлел, и к своему удивлению Мориц выехал на поляну, – ту самую поляну, где сегодня утром они делили награбленное.
Остановив серого, фон Вернер смотрел на лежавшие вокруг плаща трупы товарищей. Тела вероломного рыцаря, безжалостно расправившегося со своими сообщниками, видно не было. Скорее всего он вышел из схватки победителем. Преодолев желание убраться подальше от места кровавой схватки, привлеченный блеском серебра, Мориц подъехал к плащу. Любопытство и тревога на время заглушили даже боль в ране.
Не слезая с коня, молодой человек отыскал взглядом в траве тела всех убитых. И совершенно не удивился, обнаружив, что братья Дуко лежат с проломленными головами. Георг фон Цоберг остался верен себе и не пощадил переметнувшихся к нему стрелков. Морицу очень повезло, что, поддавшись в первый момент панике, он удрал с поляны, куда глаза глядят. Теперь главное выбраться к человеческому жилью, отыскать лекаря…
Здесь до сознания фон Вернера наконец-то дошло, что на плаще лежит довольно много серебра: посуда и россыпь монет разного достоинства. По какой-то причине рыцарь пренебрег ими, наверное, торопился. Или его кто-то спугнул. Впрочем, ломать голову над поведением фон Цоберга не было времени.
Глядя на серебро, стрелок подумал, что у него нет денег. Несколько завалявшихся грошей можно было не принимать в расчет. Преодолевая боль, сцепив зубы, он слез на землю. Посуду брать не стал, собрал в кошель только монеты. От движений рана разболелась с новой силой, и, обливаясь холодным потом, Мориц вернулся в седло. Отыскав тропу, постанывая при каждом шаге, он затрусил по ней: фон Цоберг говорил, что лесная дорога ведет в окрестности монастыря святого Августа. Оставалось только надеяться, что пути стрелка и рыцаря больше никогда не пересекутся.
Холодные, ловкие пальцы равнодушно причиняют боль, выталкивающую сознание из лихорадочного забытья в реальность. Пульсирующий огонь раны в тяжелом, немеющем бедре. Спокойный, безразличный голос, уговаривающий потерпеть. Крепкие, сильные руки прижимают Морица к столу, когда он инстинктивно пытается уползти от хирурга. Размытые от слез, застилающих глаза, лица монахов, помогающих лекарю. В воспаленный рот раненого тычется глиняная кружка.
– Пей, пей, – уговаривает монах, – полегчает.
Молодой человек осторожно глотает густую, теплую, горькую жидкость. И в этот момент, как ему кажется, лекарь прижимает к ране раскаленный прут. Поперхнувшись, сотрясаясь всем телом, фон Вернер подпрыгивает на столе, изрыгая проклятия. Но монахи крепко держат его за руки, хирург спокойно продолжает делать свое дело, а в зубы опять тычется край глиняной кружки. Допив отвар, Мориц чувствует страшную усталость, быстро растекающуюся по всему телу. Словно живое существо, боль в ноге медленно, очень медленно отползает прочь, но полностью не проходит. Веки раненого тяжелеют, смыкаются, и, опустив затылок на жесткие доски, он закрывает глаза. Прислушивается к приятному, похожему на сильное опьянение ощущению тепла, которое мягко окутывает грудь и голову.
– Тащите в келью, – доносится издалека.
Фон Вернер с трудом открывает слипающиеся глаза. Кажется, что его снова несет течение Воровки, только небо над головой не голубое прозрачно-бездонное, а низкое, беспросветно серое. «Будет дождь», – думает раненный и смыкает веки, соскальзывая в сон. Он снова стоит за конторкой в скриптории. Серый свет льется в окно, по углам на кружеве паутины дрожат попавшиеся мухи. На звоннице начинает бить колокол, созывающий братию к обедне. Нужно идти, но нет сил прервать увлекательное чтение, заставить себя закрыть тяжелый шагреневый переплет. Тем более, что на следующей странице, он знает – подглядел, великолепная иллюстрация. Быстро скользнув по последним строчкам, мальчик нетерпеливо переворачивает лист и, забыв о тексте, пожирает глазами рисунок. Сделавший его человек – настоящий мастер. Созданная им картинка похожа на отдельную историю, ее можно рассматривать часами, находя все новые детали. Читать, словно книгу, вглядываясь в хитросплетения виньеток, и, с восторгом обнаруживая, как одно изображение перетекает в другое.