Посмертные записки Пиквикского клуба

— Я был по всем статьям заново обмундирован в то утро, джентльмены присяжные.

Эти слова вызвали взрыв хохота, и маленький судья сердито произнес:

— Советую вам быть осторожнее, сэр.

— То же самое сказал мне тогда и мистер Пиквик, — подхватил Сэм, — и я очень осторожно обращался с этой вот парой, очень осторожно, милорд.

Судья добрых две минуты строго смотрел на Сэма, но физиономия мистера Уэллера оставалась столь безмятежной и ясной, что судья ничего не сказал и предложил сардженту Базфазу продолжать.

— Неужели вы хотите уверить нас, мистер Уэллер, — вопросил сарджент Базфаз, выразительно складывая руки и поворачиваясь вполоборота к присяжным, — что вы не видели в то утро, как истица лежала в обмороке в объятиях ответчика. Это, как вы слышали, было рассказано здесь свидетелями.

— Понятно, не видел, — ответил Сэм, — потому что я стоял в коридоре, пока меня не позвали наверх, а тогда старушки там уже не было.

— Теперь внимательнее, мистер Уэллер, — проговорил сарджент Базфаз, обмакивая огромное перо в чернильницу в расчете запутать Сэма тем, что его ответ будет записан. — Вы стояли в коридоре и тем не менее не видели, что происходит перед вами. Есть у вас глаза, мистер Уэллер?

— Да, глаза есть, — отвечал Сэм, — и в этом-то все дело. Будь у меня вместо них пара патентованных газовых микроскопов особой силы, увеличивающих в два миллиона раз, может, я и разглядел бы что-нибудь через лестницу и сосновую дверь, а раз у меня только глаза, вы понимаете, мое зрение ограничено.

Этот ответ, который был дан без малейшего раздражения и с величайшим простодушием и невозмутимостью, вызвал смех зрителей и улыбку судьи, а сарджента Базфаза выставил круглым дураком. Пошептавшись о чем-то с Додсоном и Фоггом, ученый сарджент снова повернулся к Сэму и сказал, силясь скрыть свою досаду:

— Теперь, мистер Уэллер, если позволите, я задам вам вопрос, касающийся другого пункта.

— К вашим услугам, сэр, — отозвался Сэм с крайним добродушием.

— Помните ли вы, как посетили миссис Бардль в один ноябрьский вечер в прошлом году?

— О да, очень хорошо!

— А! Вы это помните, мистер Уэллер! — воскликнул сарджент Базфаз, воспрянув духом. — Я так и думал, что мы в конце концов добьемся от вас толку.

— Я тоже так думал, сэр, — ввернул Сэм, и зрители снова захихикали.

— Итак, надо полагать, вы зашли потолковать о предстоящем процессе, не так ли, мистер Уэллер? — спросил сарджент Базфаз, многозначительно взглядывая на присяжных.

— Я пошел платить за квартиру, но о суде мы потолковали.

— Вот видите, вы потолковали о суде! — подхватил сарджент Базфаз. — Не будете ли вы любезны сообщить нам, что говорилось о суде?

— Со всем моим удовольствием, сэр, — ответил Сэм. — После нескольких незначительных замечаний, сделанных двумя добродетельными женщинами, которые давали сегодня показания, леди принялись восторгаться достойным поведением мистеров Додсона и Фогга — этих вот двух джентльменов, что сидят теперь возле вас.

Эти слова, разумеется, привлекли внимание к Додсону и Фоггу, которые постарались принять самый добродетельный вид.

— А! Значит, леди с большой похвалой отзывались о господах Додсоне и Фогге, поверенных истицы, не так ли?

— Да, — кивнул Сэм, — они говорили, что со стороны джентльменов очень благородно принять дело на свой риск и ничего за это не брать, кроме того, что вытянут из мистера Пиквика.

При этом неожиданном ответе зрители вновь захихикали, а Додсон и Фогг, раскрасневшись как раки, наклонились к сардженту Базфазу и принялись что-то оживленно шептать ему на ухо.

— Вы правы, — сказал сарджент Базфаз громко, с деланным спокойствием. — Совершенно бесполезно, милорд, пытаться вытянуть что-то вразумительное из этого непроходимого тупицы. Не буду утруждать суд дальнейшими вопросами. Вы свободны, сэр.

— Может быть, какому-нибудь другому джентльмену угодно спросить меня о чем-нибудь? — осведомился Сэм, беря свою шляпу и спокойно озираясь по сторонам.

— Мне все ясно, благодарю вас, мистер Уэллер, — сказал сарджент Снаббин, смеясь.

— Можете идти, сэр! — повторил сарджент Базфаз, нетерпеливо махнув рукой.

Затем сарджент Снаббин обратился к присяжным от имени ответчика и произнес очень горячую речь, в которой он воздавал наивысшие хвалы поведению и характеру мистера Пиквика; но так как наши читатели могут гораздо правильнее оценить заслуги и достоинства этого джентльмена, чем сарджент Снаббин, мы считаем излишним распространяться здесь о наблюдениях высокоученого джентльмена. Он пытался доказать, что предъявленные суду письма относились к обеду мистера Пиквика или приготовлениям к его возвращению из какой-нибудь поездки.

В общем, он сделал для мистера Пиквика все, что было в его силах, а сделать больше, чем было в его силах, он, понятно, не мог.