Глава семнадцатая,
показывающая, до какой степени Додсон и Фогг были людьми деловыми, а их клерки людьми веселыми; и как произошло трогательное свидание мистера Уэллера с его отцом, которого он давно потерял из виду; и еще демонстрирующая, какие избранные умы собирались в «Сороке и Пне» и какой превосходной будет следующая глава
В нижнем этаже мрачного дома в самом дальнем конце Фрименс-Корта, на Корнхилле, сидели четыре клерка фирмы Додсона и Фогга, двух атторнеев его величества при Судах Королевской Скамьи и Общих Тяжб в Вестминстере и солиситоров Высшего Канцлерского суда, — четыре клерка, у которых в течение их рабочего дня было столько же надежды увидеть проблеск неба и солнца, сколько и у человека, находящегося на дне достаточно глубокого колодца, однако без возможности, которой не лишен несчастный, оказавшийся в столь изолированном положении, — увидеть днем звезды.
Служащие конторы Додсона и Фогга помещались в темной сырой, пропитанной запахом плесени комнате, с высокой перегородкой, скрывавшей их от взоров посетителей, с парой старых стульев, с громко тикающими часами, календарем, стойкой для зонтиков, вешалкой для шляп и шкафами, заваленными перенумерованными связками грязной бумаги, старыми ящиками с наклеенными на них этикетками и растрескавшимися глиняными бутылками из-под чернил всех видов и размеров.
Из коридора, выходившего во двор, сюда вела стеклянная дверь, и в эту-то дверь мистер Пиквик, сопровождаемый Сэмом Уэллером, постучался в пятницу утром, последовавшим за событиями, изложенными в предыдущей главе.
— Войдите! — раздался голос из-за перегородки в ответ на тихий стук мистера Пиквика.
Мистер Пиквик и Сэм вошли.
— Могу я видеть мистера Додсона или мистера Фогга, сэр? — осведомился мистер Пиквик, подходя со шляпой в руке к перегородке.
— Мистера Додсона нет дома, а мистер Фогг очень занят, — ответил голос, и в то же время голова, которой принадлежал голос, с пером за ухом, высунулась из-за перегородки и воззрилась на мистера Пиквика.
Это была неопрятная голова, на которой рыжие волосы, тщательно разделенные косым пробором и напомаженные, закручивались полуколечками по обе стороны его плоской физиономии, украшенной парой маленьких глазок и оттененной очень грязным воротничком и некогда черным галстуком.
— Когда возвратится мистер Додсон, сэр? — спросил мистер Пиквик.
— Не могу вам сказать.
— А когда освободится мистер Фогг, сэр?
— Не знаю.
— В таком случае я подожду, — сказал мистер Пиквик. Усевшись без приглашения, он стал слушать тиканье часов и перешептыванье клерков.
— Да, была потеха! — говорил, заканчивая рассказ о своих ночных похождениях, один из этих джентльменов, одетый в коричневый сюртук с медными пуговицами, в закапанные чернилами панталоны мышиного цвета и блюхеровские башмаки.
— Чертовски здорово, — вставил клерк, размешивавший зейдлицкий порошок под крышкой своей конторки.
— Том Камине председательствовал. Я добрался до Сомерс-Тауна в половине пятого, и до того нагрузившись, что не мог попасть ключом в замок. Пришлось будить старуху. Что сказал бы Фогг, если б узнал? Выгнал бы?
Клерки разразились дружным хохотом. Джентльмен в коричневом сюртуке продолжал:
— Такая потеха была сегодня утром с Фоггом, когда Джек убирал наверху бумаги. Он был тут и распечатывал письма, в это время является тот молодец из Кемберуэлла, против которого мы возбудили дело... как его зовут?
— Рэмси, — подсказал клерк, отвечавший мистеру Пиквику.