Посмертные записки Пиквикского клуба

К великой радости миссис Сендерс, хозяйка отпустила Сэма, не предложив разделить с ними ужин. Сэм же, вернувшись в гостиницу, точно передал мистеру Пиквику все, что узнал о действиях Додсона и Фогга. Беседа с мистером Перкером, состоявшаяся на следующий день, подтвердила доклад мистера Уэллера, и мистеру Пиквику ничего не оставалось, как начать приготовления к рождественскому визиту в Дингли-Делл, с приятной перспективой через месяц или два предстать перед судом по делу о нарушении брачного обещания.

Глава двадцать четвертая Сэмюел Уэллер совершает паломничество в Доркинг и лицезреет свою мачеху

До отъезда пиквикистов в Дингли-Делл оставалось еще два дня, и мистер Уэллер, расположившись после раннего обеда в задней комнате «Джорджа и Ястреба», задумался над тем, как бы получше распорядиться своим временем. Погода стояла восхитительная, а потому не прошло и десяти минут, как Сэм почувствовал необычайный прилив сыновней любви и нежности. Он вдруг ощутил неодолимую потребность повидаться с отцом и засвидетельствовать почтение мачехе.

Он немедленно направился наверх к мистеру Пиквику и стал проситься в отпуск для выполнения своего похвального намерения.

— Разумеется, Сэм, разумеется, — сказал мистер Пиквик, глаза которого наполнились слезами умиления.

Мистер Уэллер с благодарностью поклонился.

— Я очень рад, что у вас такое высокое сознание сыновнего долга, Сэм, — сказал мистер Пиквик.

— У меня оно всегда было, сэр, — ответил мистер Уэллер. — Когда мне нужно было что-нибудь от отца, я всегда почтительно просил об этом. Если он не давал, я брал без разрешения, потому что боялся: вот не будет этого у меня, и я натворю что-нибудь нехорошее. Таким способом от скольких бед я его избавил, сэр!

— Это не совсем то, что я имел в виду, Сэм, — с улыбкою заметил мистер Пиквик.

— Все от добрых чувств, сэр, с наилучшими побуждениями, как говорил джентльмен, сбежав от жены, которую чуть не свел в могилу, — отвечал мистер Уэллер.

— Можете идти, Сэм, — сказал мистер Пиквик.

Принарядившись, Сэм занял место на крыше эрендельской кареты и отправился в Доркинг.

«Маркиз Грэнби» в те времена, когда там заправляла миссис Уэллер, мог считаться образцом постоялого двора: он был достаточно велик, чтобы вместить все удобства, и достаточно мал, чтобы выглядеть уютно. На противоположной стороне дороги стоял столб с большой вывеской, представлявшей собой поясной портрет джентльмена апоплексической наружности в красном мундире с синими отворотами и с разводами того же цвета над его треуголкой, изображавшими небо. Над небом были нарисованы два флага, а под нижней пуговицей мундира — две пушки, и все это создавало яркий и достоверный образ славного маркиза Грэнби.

В окне буфетной красовались чудесная коллекция гераней и сверкающий ряд бутылок. О превосходном качестве отпускавшихся там горячительных напитков можно было судить по скопищу поселян и конюхов, слонявшихся у дверей конюшни и вокруг водопойной колоды.

— Ну что там еще? — раздался пронзительный женский голос, как только Сэм просунул голову в дверь. — Что вам нужно, молодой человек?

Голос принадлежал довольно пышной, не лишенной приятности леди, которая сидела у камина, раздувая мехами огонь. Она была не одна: по другую сторону камина, в кресле с высокой спинкой, восседал джентльмен, с длинной и негнущейся, как спинка его кресла, спиной, тотчас привлекший внимание Сэма.

Это был красноносый субъект с постной вытянутой физиономией и глазами гремучей змеи — острыми, но весьма неприятными. На нем были короткие штаны и черные бумажные чулки, — как и все его одеяние, сильно полинялые. Длинные концы белого галстука болтались поверх его наглухо застегнутого жилета. Пара поношенных перчаток, широкополая шляпа и старый выцветший зонтик лежали рядом на стуле.

Огонь ярко пылал, чайник весело пел, на столе стоял чайный прибор, у огня шипело блюдо с пропитанными маслом гренками, а сам красноносый занимался превращением очередного куска хлеба в это аппетитное кушанье, ловко орудуя длинной вилкой. Перед ним дымился стакан с ананасовым грогом, в котором плавал ломтик лимона, и каждый раз, наклоняясь, чтобы поднести хлеб к глазам и посмотреть, хорошо ли тот прожарен, он отхлебывал глоток своего напитка и улыбался раздувавшей огонь пышной леди.

Сэм настолько углубился в созерцание этой уютной картины, что пропустил мимо ушей первый вопрос пышной леди. Она повторила его дважды, всякий раз в более пронзительном тоне, прежде чем Сэм заметил все неприличие своего поведения.

— Дома хозяин? — спросил он наконец.

— Нет, — ответила миссис Уэллер, ибо пышной дамой была именно она, — его дома нет, и я не жду его сегодня.

— Значит, он сегодня уехал? — сказал Сэм.

— Может быть, а может быть и нет, — отвечала миссис Уэллер, намазывая маслом кусочки хлеба, которые поджаривал красноносый человек. — Я ничего о нем не знаю и знать не хочу. Прочтите молитву, мистер Стиггинс.

Красноносый человек прочел молитву и с жадностью набросился на еду.