— Куда поставить сладкий пирог, юный потребитель опиума? — спросил мистер Уэллер толстого парня, помогая ему накрывать на стол.
Джо указал место для пирога.
— Отлично, — сказал Сэм. — Второй — сюда. Вот теперь все ровненько и ладненько, как сказал отец, отрезав голову сыну, чтобы избавить его от косоглазия.
Сделав это сравнение, мистер Уэллер отступил шага на два и с крайним удовлетворением обозрел результаты приготовлений.
— Уордль, — сказал мистер Пиквик, лишь только все уселись за стол, — стакан вина в честь этого счастливого события!
— С восторгом, мой друг, — ответил мистер Уордль. — Джо! Несносный малый, он спит.
— Нет, сэр, я не сплю! — отозвался толстяк, появляясь из угла комнаты, где, подобно святому покровителю всех толстых мальчишек — бессмертному Хорнеру, однако без его хладнокровия и рассудительности, пожирал рождественский пирог.
— Налей мистеру Пиквику вина.
— Слушаю, сэр.
Толстяк наполнил стакан мистера Пиквика и встал за стулом своего хозяина, откуда с хмурым восхищением, чрезвычайно выразительным, наблюдал за игрою ножей и вилок и за движением лакомых кусков с тарелок ко ртам.
— Мистер Миллер, стаканчик вина! — обратился мистер Пиквик к своему старому знакомому, востроглазому джентльмену.
— С величайшим удовольствием! — ответил тот торжественно.
— Разрешите и мне присоединиться? — осведомился старый священник.
— И мне, — прибавила его жена.
— И мне, и мне, — сказали двое родственников, которые сидели на другом конце стола, усердно ели и пили и по всякому поводу хохотали.
Мистер Пиквик с искренним удовольствием принимал в компанию всех; его глаза сияли весельем и радостью.
— Леди и джентльмены! — произнес мистер Пиквик, внезапно вставая.
— Слушайте! Слушайте! Слушайте! — закричал мистер Уэллер в порыве чувств.
Среди наступившей тишины мистер Пиквик начал:
— Леди и джентльмены... Нет, не леди и джентльмены, а мои друзья, мои дорогие друзья, если только леди позволят мне такую вольность...
Здесь леди, а за ними и джентльмены прервали мистера Пиквика бурей аплодисментов, во время которых обладательница черных глазок громко заявила, что готова поцеловать этого милого мистера Пиквика. Вслед за чем мистер Уинкль спросил, нельзя ли это сделать через посредника; на что юная леди с черными глазками ответила: «Отстаньте...», сопроводив это требование взглядом, который говорил так ясно, как только в состоянии сказать взгляд: «Если можете!..»
— Дорогие мои друзья, — продолжал мистер Пиквик, — я предлагаю тост за счастье новобрачных — да благословит их бог (слезы и аплодисменты)! Мой юный Трандль — превосходный и достойный человек, а его жена — милая, прелестная девушка, обладающая всеми качествами для того, чтобы перенести в новую сферу деятельности то счастье, которым она в течение двадцати лет наполняла родительский дом. (Тут толстый Джо заревел в голос и был выведен за шиворот мистером Уэллером.) Я сожалею, — говорил мистер Пиквик, — что недостаточно молод, чтобы стать супругом ее сестры (аплодисменты), — но раз уж это невозможно, я радуюсь тому, что гожусь ей в отцы, ибо меня не заподозрят в каких-либо скрытых намерениях, если я скажу, что я уважаю, ценю и люблю их обеих (аплодисменты и всхлипывания). Отец новобрачной, наш добрый друг, человек благородный, и я горжусь своим знакомством с ним (сильный шум). Он добрый, превосходный, независимый, сердечный, гостеприимный, щедрый человек (восторженные возгласы бедных родственников при каждом эпитете и особенно при двух последних). Пусть его дочь обретет все то счастье, какого он сам может ей пожелать, и пусть в созерцании ее блаженства найдет он то сердечное удовлетворение и тот душевный мир, которых он так заслуживает, — это, я убежден, наше общее желание. Выпьем за их здоровье и пожелаем им долгой жизни и всяческого благополучия!
Мистер Пиквик закончил под гром рукоплесканий. Мистер Уордль предложил тост за мистера Пиквика, а мистер Пиквик — за старую леди. Мистер Снодграсс предложил тост за мистера Уордля, а мистер Уордль — за мистера Снодграсса. Один из бедных родственников предложил тост за мистера Тапмена, а другой бедный родственник — за мистера Уинкля; и все были счастливы и оживлены, пока таинственное исчезновение под столом двух бедных родственников не напомнило обществу, что пора передохнуть.
Обед был таким же сердечным, как и завтрак, и столь же шумным, но без слез. Затем — десерт и новые тосты. Затем — чай и кофе и, наконец, — бал.
В конце просторной залы, обшитой темными резными панелями, под сенью остролиста, сидели два лучших магльтонских скрипача и единственный в округе арфист. Ковер был убран, ярко горели свечи, огонь пылал в огромном камине, в котором мог поместиться новый патентованный кэб, с колесами и всем прочим. Повсюду слышались радостные голоса и искренний смех.
Если что-нибудь могло добавить живописности этой восхитительной картине, так это примечательный факт появления мистера Пиквика без гетр, впервые на памяти его старейших друзей.
— Вы собираетесь танцевать? — спросил Уордль.