Пособие к изучению Священного Писания Нового Завета

В первых 4-х главах апостол говорит о разделении коринфских христиан на партии. После проповеди апостола Павла в Коринфе проповедовал его ученик Аполлос; туда же прибыли обращенные в Христианство апостолом Петром (Кифой) и там же были христиане, слышавшие непосредственно учение Самого Господа Иисуса Христа. Склонные к партийным распрям и держась еще языческого взгляда на проповедников Евангелия, как на философов, самостоятельно основывавших каждый свою школу, коринфяне разделились на партии, по именам проповедников евангельского учения, и называли себя: Я – Павлов, Я – Аполлосов, Я – Кифин, Я – Христов. Вначале в основе этого разделения лежало доброе чувство любовной привязанности к тому или иному проповеднику, и не было различия в учении о вере; но в дальнейшем развитии разделение могло привести к опасным последствиям и для веры, а в нравственном отношении и теперь уже были нежелательные последствия. Так, в 5-й главе апостол обличает коринфян за допущенные в среде их грехи кровосмешения, блудодеяния, лихоимства, злоречия, пьянства. В б-й главе обличает страсть к тяжбам и обращение в языческие суды. В 7-й главе апостол осуждает ложный взгляд на брачное состояние, как на скверну, и выражает свой взгляд, что девство и безбрачие лучше, так как, освобождая человека от мирских забот, дают ему большую возможность совершенно отдаться служению Богу; особенно это нужно сказать ввиду начавшихся уже тогда и ожидавшихся еще в большей степени гонений на христиан от язычников; но находящиеся уже в браке даже с неверующими не должны разрывать брачных уз, а также и безбрачные, если не могут воздержаться, пусть вступают в брак, ибо лучше вступить в брак, нежели разжигаться. Из 8-й, 9-й и 10-й глав видно, что коринфяне принимали участие в народных языческих празднествах и вкушали идоложертвенное мясо, оправдывая себя ложно понимаемой свободой христианской, будто бы освобождающей от всяких внешних стеснений. Апостол внушает, что и во внешнем поведении, особенно в поступках, совершаемых публично, нужно руководствоваться не личным только сознанием, но и любовью и снисхождением к немощным в религиозно-нравственном отношении ближним, ибо одно знание надмевает, а любовь назидает. Правда, для христианского сознания идолы и та или иная пища – сами по себе ничто, но не у всех такое знание: некоторые и доныне с совестью, признающею идолов, едят идоложертвенное, как жертвы идольские, и совесть их, будучи немощна, оскверняется (8, 7). В качестве примера осторожности в поведении для блага ближних апостол указывает на самого себя (9 гл.). Он имеет полное право пользоваться от своих последователей пропитанием и другими преимуществами, как апостол, но чтобы не дать никакого повода заподозрить чистоту и бескорыстие его апостольского служения, он ничем не пользовался, отказался от своих прав; приноравливаясь к немощи ближних, угождал всем во всем, ища не своей пользы, но пользы многих, чтобы они спаслись (10, 33). В жизни нужно руководствоваться правилом: Все мне позволительно, но не все полезно; все мне позволительно, но не все назидает. Никто не ищи своего, но каждый пользы другого (Ю, 23–24). 11-я глава свидетельствует о беспорядках у коринфян и в богослужебно-церковных собраниях. Женщины, из щегольства и подражания язычницам, являлись на богослужебные собрания, вопреки обычаю, с непокрытой головой, оправдывая свое легкомыслие христианской свободой. Так же легкомысленно вели себя некоторые христиане и в отношении святейшего Таинства Евхаристии. После совершения Евхаристии и Причащения Св. Таин обычно совершались вечери любви, состоявшие в общей трапезе из яств, принесенных верующими, в зависимости от материального состояния каждого. Эти вечери, по идее, должны служить выражением взаимной христианской любви: богатые щедро приносили свои дары и любовно, по-братски, за общей трапезой делились ими с бедняками; этот вид благотворительности объединял всю общину на началах христианской любви, отнимая у милостыни обычно присутствующий ей неприятный и обидный для самолюбия бедных характер. Но у коринфян вечери любви стали утрачивать христианский характер: Всякий поспешает прежде других есть свою пищу, так что иной бывает голоден, а иной упивается. Обличая этот беспорядок и ставя вечери любви в связь с Таинством Причащения, так как вечери любви учреждены в воспоминание той священной ночи, когда Христос установил на Тайной Вечери Таинство Евхаристии, апостол увещевает вкушать вечерю Господню и причащаться Св. Таин благоговейно, приготовляя себя к Таинству испытанием своей совести, покаянием в грехах: Кто будет есть хлеб сей или пить чашу Господню недостойно, виновен будет против Тела и Крови Господней.