Пост-капитан

У подветренного борта мистер Рэндалл рассказывал, что мать его умерла, и что у них дома есть черепаха — он надеется, что она не скучает без него. А правда, что китайцы не едят хлеб с маслом? Никогда-никогда? Он и старый Смит обедали с главным канониром, и мистер Армстронг был очень любезен с ними. Потянув Стивена за руку, чтобы привлечь его внимание, он спросил своей звонкой фистулой:

— Как вы думаете, новый капитан выпорет Джорджа Роджерса, сэр?

— Не знаю, милый. Надеюсь, что нет, наверняка нет.

— О, я надеюсь, что выпорет, — воскликнул ребёнок, подпрыгнув. — Я ещё никогда не видел, как порют. А вы видели, сэр?

— Да, — сказал Стивен.

— И много было крови, сэр?

— Да, много, — сказал Стивен. — Несколько полных вёдер.

Мистер Рэндалл снова подпрыгнул и спросил, сколько ещё времени до шести склянок.

— Джордж Роджерс был ужасно разгневан, сэр, — добавил он. — Он обозвал Джо Брауна содомитом с кормой как у голландского галиота и дважды пожелал его глазам лопнуть, я слышал. Хотите, я вам назову все румбы на компасе без запинки, сэр? Вон меня папа зовёт. До свидания, сэр.

— Сэр, — сказал первый лейтенант, шагнув к Джеку. — Прошу меня извинить, но я забыл упомянуть две вещи. Капитан Хэмонд позволял молодым джентльменам пользоваться его салоном по утрам для уроков с учителем. Желаете ли вы сохранить этот обычай?

— Конечно, мистер Симмонс. Прекрасная идея.

— Спасибо, сэр. И второе: мы на «Лайвли» обычно наказываем по понедельникам.

— По понедельникам? Как любопытно.

— Да, сэр. Капитан Хэмонд считал, что пусть воскресенье послужит провинившимся для размышлений.

— Что же. Пусть так и останется. Я хотел вас спросить, каковы на корабле обычаи в плане наказаний. Я не любитель резких перемен, но должен вас предупредить, что я не большой сторонник кошки.

Симмонс улыбнулся.

— Капитан Хэмонд тоже, сэр. Наше обычное наказание — работа на помпе: мы открываем водозаборный клапан, позволяем чистой воде смешаться с трюмной и выкачиваем её — от этого внутри воздух лучше. Мы редко прибегаем к порке. В Индийском океане мы почти два года не доставали кошку; а с тех пор — не чаще раза в два-три месяца. Но боюсь, что сегодня вы можете счесть её необходимой: неприятный случай.

— Не тридцать девятая статья?

— Нет, сэр. Кража.

Было сказано, что это кража. Власть хрипло и официально заявила устами старшины корабельной полиции, что имели место кража, буйное поведение и сопротивление аресту. Команда собрана на корме, морские пехотинцы построены, все офицеры присутствуют; старшина вывел свою жертву, поставил перед капитаном и заявил:

— Совершил хищение обезьяньей головы, числом одна…

— Это всё враньё! — закричал Роджерс, явно до сих пор ужасно разгневанный.

-...собственности Эвана Эванса, командира орудия...

— Это всё враньё!

— Когда ему было вежливо предложено проследовать на корму...

— Всё враньё, враньё! — кричал Роджерс.

— Тихо там! — прикрикнул Джек. — Тебе дадут слово, Роджерс. Продолжайте, Браун.

— А когда до его сведения было доведено, что у меня есть информация, которая привела меня к заключению, что эта голова действительно находится у него, и ему было вежливо предложено проследовать на корму и удостоверить истинность утверждений Эвана Эванса, командира орудия вахты левого борта, — продолжал старшина корабельной полиции, покосившись на Роджерса, — будучи в подпитии, выкрикнул несколько неуважительных выражений и попытался укрыться в парусной кладовой.

— Всё враньё.

— Придя в раздражённое состояние, угрожал насилием по отношению к Баттону, Менхассету и Маттону, матросам первого класса.

— Это всё враньё! — закричал Роджерс, вне себя от негодования. — Всё враньё.

— Ну, а что же случилось на самом деле? — спросил Джек. — Расскажи теперь ты.

— Я расскажу, ваша честь, — сказал Роджерс, озираясь по сторонам, бледный и дрожащий от ярости. — Как на духу. Старшина полиции приходит на бак — я это, там прикорнул, моя вахта внизу — пинает меня башмаком в задницу, прошу прощения, сэр, и говорит: «Востри коньки, Джордж, конец тебе.» А я встаю и говорю: «Мне на тебя плевать, Джо Браун, и на эту мелкую долбаную шлюшку Эванса». Это не вам в обиду, ваша честь, это всё как на духу, просто показать вашей чести всё его враньё, со всеми его «удостоверить истинность». Это всё враньё.

Похоже, что в этой версии была доля правды; но за ней последовал беспорядочный обмен мнениями, кто кого пнул и в какой части корабля, с противоречивыми свидетельствами Баттона, Менхассета и Маттона и замечаниями по этому поводу; и казалось, что главный предмет разбирательства затеряется в дискуссии о том, кто кому одолжил два доллара в море Банда и так и не получил долг обратно — ни грогом, ни табаком, ни в какой иной форме.

— Так что насчёт обезьяньей головы? — спросил Джек.

— Вот она, сэр, — сказал старшина корабельной полиции, вынимая из-за пазухи волосатый предмет.

— Ты говоришь, что она твоя, Эванс, а ты — что твоя, Роджерс? Твоя собственность?

— Это моя Эндрю Машерочка, ваша честь, — сказал Эванс.

— Это мой бедный старый Аякс, сэр, он был у меня в мешке, с тех пор как заболел возле Кейпа.