Постклассическая теория права. Монография.

Чрезвычайно важной, до сих пор не осмысленной в теории и философии права проблемой является вопрос о референции принципов права. Дело в том, что принципы права - исходные базисные конструкты, морально окрашенные, выражающие господствующее в данной культуре мировоззрение, несущие (по крайней мере, отчасти) мифорелигиозную и идеологическую окраску, во многом определяющие их содержание, не имеют алгоритма редукции к миру повседневности, к правопорядку. Принципы права, чтобы претвориться в правопорядок, должны трансформироваться в более конкретную форму права (законодательство, подзаконные нормативно-правовые акты, судебные прецеденты и др.). Затем они интериоризируются (всегда специфическим образом) в правосознание правоприменителя и воплощаются в индивидуальные правоприменительные акты. Параллельно они должны быть восприняты населением и «переведены» в простые формы реализации права - соблюдения, исполнения и использования. И только после этого (точнее - из этого: правосознания правоприменителя, обывателя, актов правоприменения и форм реализации права) и складывается правопрядок как конечный результат действия принципов права. Однако «перевод» принципов права в законодательство, правосознание, акты правоприменения и формы реализации права никогда не может быть полным и адекватным. Это связано с тем, что в аналитической философии именуется теорией «онтологической относительности» У. Куайна[944]. Радикальная, то есть полная, абсолютная «переводимость» или интерпретативность (а любой социальный объект всегда дан в форме интерпретации) невозможна в силу контекстуальности понимания принципов права и их конкретизации в формах права, правосознании и т.д. С другой стороны, принципы права содержательно неопределенны (так как несут в себе элементы морали, религии, мировоззрения, идеологии), а потому могут быть интерпретированы различным образом в зависимости от идеологических, религиозных, моральных, мировоззренческих и т.п. предпочтений субъекта. Попытаться свести исходные принципы права к «протокольным предложениями», то есть к семантическим очевидностям, невозможно в силу метафоричности принципов права и мета-языкового способа их обоснования: как показал У. Куайн, значение любой семантической (семиотической) единицы может быть определено не аналитически (разложением на части), а только с позиций более широкой системы (мета-языка). Поэтому принцип справедливости, например, может быть определен только через еще более широкий и абстрактный принцип, например, всеобщего блага (хотя «широта» справедливости и всеобщего блага всегда останется дискуссионной). Р. Рорти в этой связи утверждает, что есть некоторые термины, например, «истинная теория», «правильные поступки», которые интуитивно и грамматически являются единичными, но для которых не может быть дано множества необходимых и достаточных условий, которые позволили бы осуществить однозначное указание. Нет необходимых и достаточных условий, которые выделят однозначный референт «самой лучшей вещи, которую следует сделать человеку, оказавшемуся в этой обескураживающей ситуации», хотя могут быть даны правдоподобные условия, которые укоротят перечень конкурирующих несовместимых кандидатов. «Мы должны считать, что истинные референты этих терминов (Истина, Реальность, Благо) совершенно не имеют какой-либо связи с практикой обоснования, которая свойственна нам. Дилемма, возникающая в связи с этим платонистским гипостазированием, состоит, с одной стороны, в том, что философ должен попытаться найти критерии для выбора этих однозначных референтов, в то время как, с другой стороны, единственные намеки, которые он имеет относительно того, что это за критерии, могли бы быть даны текущей практикой (например, наилучшей моральной и научной мыслью наших дней). Философы, таким образом, обрекают себя на сизифов труд, потому что как только они находят более совершенное объяснение трансцендентального термина, оно немедленно обзывается «натуралистической ошибкой», смешением сущности и случайного»[945].