Постклассическая теория права. Монография.

Во-вторых, юридическая техника зависит от того, кто и как ее использует (в связи с этим можно вспомнить знаменитый тезис Л. Витгенштейна: смысл слова — в его употреблении)[1324]. А использование юридической техники предполагает учет контекста — политических, экономических, исторических, социокультурных и иных факторов, непосредственно обусловливающих содержание этого процесса. В конечном счете, содержание юридической техники зависит от человека как социо-антропологического существа, создающего, интерпретирующего и применяющего форму права.

В-третьих, использование проверенной практикой юридической техники не является гарантией от ошибок. Как бы высоко ни оценивали люди свою научно-теоретическую осведомленность, пишет Л. И. Спиридонов, они до сих пор пользуются, по существу, одним методом, который получил название «метода проб и ошибок»[1325]. При этом, как остроумно замечают Ю. Д. Блувштейн и А. В. Добрынин, «число ошибок очень близко к числу проб, что свидетельствует о крайней ненадежности этого метода»[1326]. О том, насколько может быть пагубной самонадеянность научного управления обществом, блестяще писал Ф. А. фон Хайек[1327]. Социальная жизнь, по мнению известного английского историка Е. П. Томпсона, представляет собой «неуправляемую человеческую практику». Другими словами, люди ведут себя целеустремленно и осознанно, но не могут предвидеть результаты собственной деятельности или управлять ими[1328]. Все это говорит о том, что человеческая рациональность, в том числе формальная (процессуальная, коммуникативная, дискурсивная и т. п.) всегда является ограниченной.

Эти и другие критические размышления в рамках формирующейся постклассической философии приводят к пересмотру фундаментальных постулатов, воспринимаемых в качестве аксиом и одновременно ценностей общества эпохи модерна, во многом справедливо отражают реальные проблемы и самым непосредственным образом относятся к праву, а также теории права индустриального общества[1329]. К ним следует отнести прежде всего постулат законосообразности, а потому стабильности, объективности, познаваемости и однозначной объяснимости социального мира (и правовой его составляющей), базирующийся на бинарном архетипе оппозиций «материальное — идеальное», «сущее — должное», «рациональное — иррациональное», «знак — означаемое», «положительное — отрицательное» (выражающее однозначность моральных оценок «добро — зло») и т. д., которые выражают именно бинарную оппозицию, т. е. принцип «или — или».

Критическая рефлексия постклассического правопонимания акцентирует внимание на том, что право эпохи модерна, закрепляя его конститутивные основы, ответственно за те глобальные проблемы, к которым привел безудержный рост индустриализации (или, что то же самое, модернизации). Отсюда неизбежно вытекает критическое отношение к рациональности права — к представлению о том, что право по своей природе разумно, т. е. соответствует «природе вещей», природе человека, формальной логике (следовательно, является внутренне непротиворечивой, замкнутой, самодостаточной системой) или представляет собой инструмент достижения всеобщего блага. Изменение типа рациональности[1330] вынуждает пересмотреть отношение и к рациональности права[1331].

Рациональность (онтологическая и гносеологическая законообразность) права провозглашает стабильность, объективность, одномерность и универсальность права — главные, как представляется, характеристики правопонимания эпохи модерна.

Проблематичность, неадекватность классической рациональности права вытекает из основных посылок фундаменталистской теории права эпохи модерна. Последняя может быть названа фундаменталистской[1332] потому, что она претендует на «метанарративность» — описание всей правовой реальности целиком и объяснение ее единственно возможным (правильным, истинным) способом. Специфика западной юридической науки, по мнению Р. Познера, состоит в том, что право объявляется объективным, «существующим независимо от мира фактов», обособленно от политических органов, правительства, сохраняемым профессиональной кастой юристов явлением. Отсюда, по его мнению, вытекают три основных постулата, на которых зиждется ортодоксальная точка зрения юристов Запада: право есть разум; это особый вид разума («искусственно сотворенный»), а не просто здравый смысл; только юристы (лица, специально тренированные и практикующие право) знают его сущность[1333].