Постклассическая теория права. Монография.

Подвергая сомнению «фундаменталистскую» юридическую теорию, якобы способную постичь объективную истину, Р. Познер достаточно справедливо отмечает ограниченность использования юристами логики. Поиск, оценка фактов в основном не являются логическим процессом, утверждает он. Судья, как правило, предпочитает держаться давно действующей нормы права, несмотря даже на ее противоречие со справедливостью. Еще менее применима логика к изменению правовой системы, принципиально отличающейся от исправления ошибок в силлогизме[1334]. «Логика, как и математика, охватывает отношения между идеями, а не соотносимость с фактами», — пишет он[1335]. Более того, «показать, что мнение нелогично, еще не значит показать, что оно неверно»[1336]. Крупнейший французский социолог П. Бурдье также отказывает логике в верном, «истинном» описании и тем более объяснении практик: «За практикой следует признать особую, нелогическую логику, дабы не требовать от нее больше логики, чем она способна дать, неизбежно принуждая ее говорить несвязности либо навязывая ей искусственную связность»[1337].

Показав ограниченность применения в праве формально-научных методов, Р. Познер доказывает, что основным методом, используемым в правовой практике, является «практическое мышление». Последнее включает в себя «анекдоты, самоанализ, воображение, здравый смысл, сопереживание, приписывание мотивов, авторитет говорящего, метафоры, аналогии, обычаи, память, интуицию, ожидание регулярностей»[1338]. Заметим, что Р. Познер не первооткрыватель «нелогичности» юридического мышления и практики. Еще в 1930-е гг. к этому же выводу пришли представители школы «правового реализма» США. В частности, Д. Фрэнк утверждал, что судья принимает решение опираясь на подсознательно сложившийся у него образ сторон — участников в деле. Поэтому куда как большую роль, нежели логика, имеют в этом деле такие иррациональные факторы, как индивидуальные и общественные стереотипы мышления, предубеждения, господствующая мораль и т. п.[1339]

Из неадекватности классической рациональности современным условиям вытекают и другие проблемы классических типов правопонимания. Рассмотрим их подробнее.

1) Все концепции права эпохи модерна исходят из того, что их референт (право) рассматривается как объективно существующий феномен, который не зависит от воли и желания отдельных субъектов. Хотим мы того или нет, но право существует; люди застают его в готовом виде и обязаны согласовывать свое поведение с его требованиями (обязанностями и запретами). Более того, по своей природе право (в модернистской интерпретации) проистекает из метаюридических оснований, которые выступают аксиомами и не подвергаются сомнению в принципе. К таковым относится либо разумность абстрактного («универсального») человека, либо «природа вещей», либо самоочевидные права человека, либо гипотетическая «основная норма». Даже теория естественного права, которая отождествляет право с правомочиями человека, постулирует тот же объективизм: права человека даны всем и каждому, независимо от того, желает этого кто-либо или нет, знает он об этом или нет, сформулированы и обеспечены ли они государством или нет[1340].

С этим положением плохо согласуется установка Нового времени (либеральной, в частности, идеологии, о которой речь шла выше) на активность индивида, демократию и самодостаточность человека как основные ценности эпохи. Получается, что человек, провозглашенный высшей ценностью, остается абстрактным индивидом, подчиненным высшей трансцендентной силе. Изыскания постмодернистов, прежде всего М. Фуко[1341], показали, что за подобным представлением скрывается «дисциплинарная практика» господствующего класса, навязывающего именно такое представление о социальной (правовой) реальности.

2) Представление о рациональности права продолжает идею его объективности. Если мир разумен по своей природе, а свидетельство тому — непреложные законы природы в основе которых лежит принцип детерминизма (причинной обусловленности), ее гармоничное устройство, то и право представляет собой воплощение мирового разума, мировой гармонии. Случающиеся «огрехи» в плане законотворчества в расчет не принимаются: право объявляется, «в конечном счете», рациональным, а также проявлением диалектики случайного и необходимого (эти огрехи «списываются» на случайность). Критерием же рациональности, «в конечном счете», объявляется ход мировой истории. Другими словами, необходимость пробивает себе дорогу сквозь множество случайностей.