Читаем Посткоммунистические режимы. Концептуальная структура. Том 1 полностью

4. он утверждает, что институты должны служить основной цели, то есть институты и законы могут существовать, только если они служат общему благу, которое при этом интерпретирует сам популист как прямой представитель народа; если они не служат общему благу, то могут быть аннулированы (мажоритаризм, неуважение к власти закона)[624]; следовательно,

5. он борется с теми, кто выступает против основных целей, которые он устанавливает; как правило, это (a) господствующие властные круги, если популист находится в оппозиции к ним, или (b) прежние властные элиты, связанные с институциональной системой сдержек и противовесов, которым он пришел на смену (антиэлитизм)[625]; следовательно,

6. он усугубляет поляризацию политических сил, то есть разрыв между теми, кто поддерживает основную цель, и теми, кто настроен против; если популист приходит к власти, то выступающие против «общего блага» или те, кто могли бы ограничить его действия, исключаются из нации в целом и из числа тех, в отношении кого государство имеет моральные обязательства в частности (риторика в духе «они против нас»)[626].

Каждый из шести пунктов добавляет к определению популизма новую черту, тогда как все они вместе взятые довольно точно описывают популиста идеального типа. Необходимо также четко обозначить, что наше определение подразумевает наличие харизматического лидера (то есть персону, которую мы выше обозначаем понятием «популист»). Мы не включили этот аспект в наши шесть пунктов, поскольку мы пытаемся определить популизм как определенную логическую и идеологическую систему. Тем не менее сложно представить себе популизм, особенно в посткоммунистическом регионе, без «персоналистского характера, ‹…› выстраивающего плебисцитарную связь с народом» и получающего «разовое одобрение ‹…› общества и де-факто полный карт-бланш на осуществление любого политического курса»[627].

На этом этапе шесть характеристик популизма помогут нам отличить его от смежных понятий. Демагогия, пейоративное понятие, подразумевающее обращение к низменному «внутреннему чутью» простых людей, часто становится инструментом популизма, но не отражает все шесть свойств[628]. Похожим образом популизм может использовать риторику, направленную против элит, однако не все использующие ее акторы являются популистами, а только те, которые прибегают к описанной выше цепочке рассуждений. Кроме того, несмотря на то, что современные популисты активно представляют политический истеблишмент главной причиной социального, политического и экономического кризисов[629], ключевой целью их антиэлитарной повестки является отключение системы сдержек и противовесов. Иначе говоря, они пытаются обойти такие препятствия, как легитимная оппозиция или конституция, которые могли бы ограничить продвижение интересов правящей политической элиты (замаскированных под общее благо). Наконец, все успешные популисты, заполучившие достаточно власти для реконструкции институтов, практикуют некоторые аспекты харизматического и плебисцитарного управления, такие как установление прямой связи между лидером и управляемыми им людьми, которое воплощается в создании новой системы подчинения[630]. Однако харизма и плебисцитарное лидерство в веберианском смысле включают в себя еще один элемент, а именно возможность бросить ему вызов, которая подразумевает, что правитель участвует в соревновании, где превосходит своих соперников, а люди «свободно ‹…› снимают его [с должности] в том случае, если потеря харизмы и отсутствие ее подтверждения вызывают утрату подлинной легитимности»[631]. Конечно же, в патрональных автократиях популизм работает совсем не так: в них верховный патрон последовательно укрепляет свою неограниченную власть, в то время как оппозиция объявляется нелегитимной.

Из вышесказанного уже становится понятно, как в таких режимах принимаются государственные решения, то есть какую структуру институтов легитимирует этот нарратив. Верховный патрон как популистский лидер монополизирует право интерпретировать общее благо, вследствие чего получает наивысшие полномочия при принятии государственных решений, то есть может единолично решать, как использовать политическую власть. Таким образом, он учреждает неопатримониальное или неосултанистское государство [♦ 2.4.2]. Другими словами, популизм легитимирует патримониализацию формальных демократических институтов [♦ 4.4.1.3]:

Перейти на страницу:

Все книги серии Библиотека журнала «Неприкосновенный запас»

Кочерга Витгенштейна. История десятиминутного спора между двумя великими философами
Кочерга Витгенштейна. История десятиминутного спора между двумя великими философами

Эта книга — увлекательная смесь философии, истории, биографии и детективного расследования. Речь в ней идет о самых разных вещах — это и ассимиляция евреев в Вене эпохи fin-de-siecle, и аберрации памяти под воздействием стресса, и живописное изображение Кембриджа, и яркие портреты эксцентричных преподавателей философии, в том числе Бертрана Рассела, игравшего среди них роль третейского судьи. Но в центре книги — судьбы двух философов-титанов, Людвига Витгенштейна и Карла Поппера, надменных, раздражительных и всегда готовых ринуться в бой.Дэвид Эдмондс и Джон Айдиноу — известные журналисты ВВС. Дэвид Эдмондс — режиссер-документалист, Джон Айдиноу — писатель, интервьюер и ведущий программ, тоже преимущественно документальных.

Джон Айдиноу , Дэвид Эдмондс

Биографии и Мемуары / История / Философия / Образование и наука / Документальное
Политэкономия соцреализма
Политэкономия соцреализма

Если до революции социализм был прежде всего экономическим проектом, а в революционной культуре – политическим, то в сталинизме он стал проектом сугубо репрезентационным. В новой книге известного исследователя сталинской культуры Евгения Добренко соцреализм рассматривается как важнейшая социально–политическая институция сталинизма – фабрика по производству «реального социализма». Сводя вместе советский исторический опыт и искусство, которое его «отражало в революционном развитии», обращаясь к романам и фильмам, поэмам и пьесам, живописи и фотографии, архитектуре и градостроительным проектам, почтовым маркам и школьным учебникам, организации московских парков и популярной географии сталинской эпохи, автор рассматривает репрезентационные стратегии сталинизма и показывает, как из социалистического реализма рождался «реальный социализм».

Евгений Александрович Добренко , Евгений Добренко

Культурология / История / Образование и наука

Похожие книги