Посткоммунистические режимы. Концептуальная структура. Том 1

Пятое отличие – это наличие или отсутствие выборов как основы гражданской легитимации. И популизм, и конституционализм подразумевают электоральную гражданскую легитимацию. В либеральных демократиях в выборах участвуют граждане, чьи права человека соблюдаются как де-юре, так и де-факто. Патрональные автократии также проводят выборы, но их участниками скорее являются слуги, которые лишены своих прав де-факто, но не де-юре [♦ 4.3.3]. Кроме того, когда необходимо показать, что популист у власти является истинным представителем людей и нации, электоральная легитимация становится одним из его важнейших аргументов[639]. Однако в коммунистических диктатурах марксизм-ленинизм подразумевает неэлекторальную легитимацию, при которой партия-государство, используя изложенный выше аргумент, объявляет многопартийные выборы излишними и вредными и берет «на себя роль родителей: все остальные слои, группы или отдельные члены общества – дети, подопечные, чье сознание должно быть сформировано их взрослыми опекунами»[640]. Таким образом, люди, которые являются гражданами в либеральных демократиях и слугами – в патрональных автократиях, в коммунистических диктатурах в действительности – лишь объекты, и поэтому де-юре и де-факто лишены базовых прав и свобод. Номенклатура и партия-государство бюрократически присваивают интерпретацию общего блага (в противоположность патрональному присвоению в патрональных автократиях).

В-шестых, необходимо отметить, что неэлекторальные режимы (диктатуры) идеального типа практикуют массовый террор и гораздо более жестокие репрессии, чем возглавляемые популистами электоральные режимы (автократии). Это происходит потому, что марксизм-ленинизм поддерживает значительно меньший процент населения (по сравнению с популизмом), так как он практически полностью исключает людей из процесса управления, что делает его диктаторскую природу более явной. Как показывает история, популисты были гораздо более убедительны в своих призывах к народу добровольно надеть на себя ярмо[641], и даже когда коммунисты добивались успеха, это происходило скорее в силу материальной легитимности, то есть обуславливалось ростом уровня жизни людей [♦ 6.3][642]. И все же марксизм-ленинизм не теряет своей актуальности в первую очередь потому, что эта идеология достаточно хорошо объясняет действия государства и устройство институтов в коммунистических диктатурах [♦ 6.4.1].

Седьмым и последним отличием между популизмом и марксизмом-ленинизмом является то, что последний придерживается определенной политической программы. Сущность этой программы заключается в слиянии сфер социального действия под властью партии-государства в целом и в национализации и коллективизации в частности [♦ 5.5.1]. Так, популизм, как это ни парадоксально, дает верховному патрону больше простора для маневра, чем марксизм-ленинизм – генеральному секретарю партии, который вынужден следовать коммунистической идеологии. Разумеется, поскольку в коммунистических диктатурах отключены механизмы контроля, а террор и принуждение применяются гораздо более широко, чем в патрональных автократиях, изменения в политической программе, а также идеологии вполне возможны[643]. Тем не менее у номенклатуры все же есть некая точка отсчета, которая устанавливает (более или менее мягкие) ограничения для конкретных направлений политики, тогда как у приемной политической семьи таких ограничений нет. Как бы то ни было, в обоих режимах интерпретация общего блага присваивается правящей политической элитой, и, соответственно, в ее руках концентрируется власть, необходимая для принятия государственных решений.

4.2.5. Типы легитимности по веберу: популизм как требование легально-рациональной легитимности