Посткоммунистические режимы. Концептуальная структура. Том 1

Либеральным демократиям свойственно равенство после закона. Проще говоря, конституционализм предполагает не просто декларацию, но реальную универсальную защиту прав каждого гражданина в качестве обязанности конституционного государства. Другими словами, из конституционализма вытекает совпадение номинального и фактического, а также то, что государство должно применять законы в соответствии с тем, что в них написано. Поскольку в либеральных демократиях существует равенство перед законом, равенство после закона обозначает, во-первых, что все подпадают под действие одних и тех же законов, которые должны применяться ко всем одинаково. Граждане равны в правовом отношении, если речь идет о фундаментальных правах[839]. Случаи отклонения от этого принципа могут быть рассмотрены в суде, что означает реальную возможность получения правовой защиты (поскольку государство стремится достичь правового равенства). Во-вторых, поскольку все граждане равны, и с точки зрения прав человека дискриминации нет, никто не может быть освобожден от действия закона независимо от его социального или политического статуса. Следовательно, не могут быть освобождены даже представители власти или кто угодно по их выбору: закон и его применение являются политически нейтральными. Мы называем это явление нормативным правоприменением.

♦ Нормативное правоприменение – это способ применения законов в режимах, где преобладает равенство после закона. Следовательно, перед таким правоприменением все люди равны, и их действия получают одинаковую правовую оценку, а за одинаковые нарушения прав в конечном счете следуют одинаковые политические действия (легитимное применение насилия).

Неравенство после закона преобладает в автократиях и диктатурах. В коммунистических диктатурах политически активные люди в целом и члены номенклатуры в частности подпадают под другую юрисдикцию, нежели люди, не имеющие отношения к политике. Основывая свои суждения на историческом опыте коммунистических диктатур, Подгурецкий пишет, что «если член Коммунистической партии ‹…› совершал преступление, то, даже если вина была очевидной, его или ее нельзя было привлечь к суду без разрешения соответствующих партийных органов, которые могут исключить подозреваемого из своих рядов, чтобы полиция имела возможность предъявить обвинения. При этом, согласно секретным инструкциям, выданным государственным обвинителям и полиции, уголовное дело не может быть выдвинуто против человека, который сохранил членство в партии»[840]. Исследователи также обратили внимание на такое явление, как «телефонное право», то есть когда судебное дело решается по телефону через прямое вмешательство заинтересованных членов номенклатуры[841]. Такая практика демонстрирует не только особое отношение к членам номенклатуры, но и что судьба любого лица, представляющего политический интерес, включая (незаконную) оппозицию режиму, произвольно определяется руководством партии, которое может свободно игнорировать писаные законы.

В патрональных автократиях неравенство после закона отличается от принятого в диктатурах в том смысле, что безнаказанностью наслаждаются не члены партии, а приемная политическая семья [♦ 3.6.2.4]. Однако в целом правящая политическая элита превращает правоприменение, как и сами законы, в инструмент. Таким образом, как в патрональных автократиях, так и в коммунистических диктатурах правоприменение является не нейтральным, а политически выборочным.