Посткоммунистические режимы. Концептуальная структура. Том 1

Некоторые патрональные демократии сохраняют стабильность преимущественно из-за одного институционального ограничения. Например, исполнительно-распределительная форма правления является эффективным ограничением в Болгарии, где царит патрональная демократия и пока не была установлена единая пирамида, а в парламентских формах правления Албании и Словакии пропорциональные избирательные системы сыграли важную роль в предотвращении и/или пресечении попыток установления автократии (как в случае Владимира Мечьяра в Словакии конца 1990-х годов)[941]. Тем не менее важность пропорциональных избирательных систем отчетливо видна в таких полупрезидентских формах правления, как Румыния, где полномочия президента были уравновешены полномочиями пропорционально избранного парламента [♦ 7.3.2.3].

4.4.2.3. Общественные защитные механизмы: пресечение попыток установления автократии и возврат к патрональным демократиям через цветные революции

Несмотря на наличие институциональной защиты, патрональные демократии постоянно подвергаются автократическим вызовам. Патрональные сети стремятся накапливать власть и личное богатство, и для того, чтобы обслуживать интересы элит, они используют все возможности для получения политических ресурсов. Автократические тенденции, целью которых является сохранение власти в руках правящей патрональной сети, направлены на устранение демократических черт режима через распространение исполнительной власти на все государство (соединение ветвей власти) и нейтрализацию процесса публичного обсуждения. Для совершения автократического прорыва монополия на власть предоставляет широкий спектр самых изощренных методов, начиная с формирования контролируемой сферы коммуникации (экономические манипуляции) и практики несбалансированности прав (юридические манипуляции) до изменений избирательной системы в одностороннем порядке (манипуляции с конституцией). Однако без монополии на власть лидеры могут, используя государственные ресурсы и принимая соответствующие законы, слегка изменить правила игры в свою пользу, но не могут изменить каждый закон таким образом, чтобы оппозиция не могла победить вообще [♦ 3.3.9]. Поэтому у них возникает соблазн использовать более прямолинейную и безыскусную, но при этом эффективную тактику, а именно фальсификацию выборов. Другими словами, если власти не могут нейтрализовать оппозицию, у них остается возможность на этапе выборов вручную отключить процесс публичного обсуждения, не позволяя воле избирателей проявить себя через замену инкумбентов на другой состав политических акторов.

Хотя фальсификации выборов временно решают проблему сохранения власти, они не лишают автономии конкурирующие патрональные сети и на деле скорее приводят к очевидному ущербу, стимулируя протестную активность [♦ 4.3.2.1]. В подобных условиях на территории посткоммунистического региона в ряде случаев происходили так называемые цветные революции, в ходе которых часто удавалось пресечь попытки установления автократии и вернуть политическое устройство в состояние динамического равновесия, присущего патрональным демократиям.

Мы используем термин цветные революции главным образом в силу его популярности, поскольку в большинстве случаев описываемые здесь события упоминаются именно под этим названием, а потому всем понятно, о чем пойдет речь[942]. Однако мы признаем, что эти события отличаются от классических революций[943], которые происходили на Западе в XVIII–XIX веках, потому что последние выступали против феодального строя, в рамках которого монархи полагались на божественную легитимность, а их фактический статус совпадал с номинальным. Революции вспыхивали, чтобы сменить этот тип легитимности на гражданскую легитимность, где фактический и номинальный статусы власти также совпадают. Перед классическими революционерами стояли такие задачи, как достижение равенства граждан перед законом, распределение налоговой нагрузки на всех и выборы в законодательные органы[944]. Следовательно, их истинной целью было создание институциональной структуры, в основе которой лежит гражданская легитимность.