Читаем Посткоммунистические режимы. Концептуальная структура. Том 2 полностью

Дефицит легитимности отношений собственности в экономиках посткоммунистических стран часто приводил либо к активной легитимации, либо к пассивному принятию людьми третьей политической реорганизации структуры собственности: перераспределения посткоммунистической собственности. Если коммунисты отменили частную собственность, а приватизаторы восстановили ее, верховные патроны однопирамидальных патрональных сетей в посткоммунистическом регионе патронализируют частную собственность либо ту собственность, которая ранее принадлежала другим патрональным сетям («репатронализация»). Наиболее важное отличие патронализации от первых двух типов политической реорганизации заключается в том, что она по большей части направлена на изменение скорее неформальной, чем формальной структуры собственности. Сюда часто входит изменение и формальной собственности, с применением различных хищнических средств [♦ 5.5.3–4] для передачи активов из рук независимых предпринимателей или олигархов-конкурентов лояльным членам семьи или государству, которое находится под неопатримониальным контролем верховного патрона [♦ 2.4.2]. Хищничество является наиболее явным воплощением процесса реорганизации собственности, которое также требует упомянутой выше активной легитимации[241]. Однако смысл экономической патронализации заключается в том, чтобы сменить неформального собственника активов или гарантировать, что никакие существенные активы не окажутся в руках конкурирующих патрональных сетей и сохранятся в собственности приемной политической семьи. Помимо формальной передачи собственности, этого можно также добиться через принуждение к лояльности, то есть через подчинение олигархов и главных предпринимателей (захват олигарха [♦ 3.4.1]) и превращение их в лояльных акторов, а не через захват их собственности и передачу ее какому-либо уже лояльному актору. Любой из этих способов позволяет верховному патрону стать фактическим владельцем собственности, поскольку он может распоряжаться трофеем с вершины патрональной иерархии. Активы теперь находятся в патрональной собственности, а не в руках автономных акторов или конкурентов.

Если сосредоточить внимание на формальной передаче собственности, то можно заметить, что посткоммунистическое ее перераспределение значительно отличается от других типов реорганизации собственности в истории. Если мы посмотрим на страны за пределами этого региона, то, например, корпоративные автократические режимы Южной Европы не сменили экономическую элиту. Конечно, экспроприация имущества, принадлежащего евреям, была исключением, однако новый слой собственников не сформировался, а награбленные состояния просто еще больше обогатили существующий христианский средний класс. Экспроприация собственности была нормативной по расовому признаку[242], как было нормативным и распределение собственности, которое осуществлялось среди широкого круга недискриминируемых групп[243]. Кроме того, в диктатурах советского типа вся (производственная) собственность была экспроприирована у владельцев капитала, поэтому утрату имущества можно считать нормативной по классовому признаку. Сформировавшиеся там элиты носили чисто политический характер. Их материальное вознаграждение, как указывалось ранее, заключалось не в личном обогащении, а в более выгодном положении: высокой оплате труда, улучшенных условиях жизни, возможности получать квартиры или дачи, возможности делать покупки в магазинах, входящих в закрытую для посторонних систему, доступе к дефицитным вещам и множестве других привилегий. Но как бы ни были желанны эти преимущества и привилегии для тех, кому они не были доступны, они не могли привести к накоплению значительных состояний. Однако совсем другая ситуация сложилась при посткоммунистическом перераспределении собственности, где хищничество было не нормативным, а дискреционным и произвольным[244]. В таких условиях захват видит своей целью не дискриминируемые по нормативному признаку группы, а определенных собственников и их компании, которые затем целенаправленно передаются конкретным лояльным членам приемной семьи. Те, кто получают дискреционное вознаграждение, могут накапливать колоссальные состояния от перераспределенных в их пользу трофеев (а также от законного и незаконного извлечения ренты [♦ 2.4.3] через трофейные компании [♦ 5.5.4]).

Перейти на страницу:

Все книги серии Библиотека журнала «Неприкосновенный запас»

Кочерга Витгенштейна. История десятиминутного спора между двумя великими философами
Кочерга Витгенштейна. История десятиминутного спора между двумя великими философами

Эта книга — увлекательная смесь философии, истории, биографии и детективного расследования. Речь в ней идет о самых разных вещах — это и ассимиляция евреев в Вене эпохи fin-de-siecle, и аберрации памяти под воздействием стресса, и живописное изображение Кембриджа, и яркие портреты эксцентричных преподавателей философии, в том числе Бертрана Рассела, игравшего среди них роль третейского судьи. Но в центре книги — судьбы двух философов-титанов, Людвига Витгенштейна и Карла Поппера, надменных, раздражительных и всегда готовых ринуться в бой.Дэвид Эдмондс и Джон Айдиноу — известные журналисты ВВС. Дэвид Эдмондс — режиссер-документалист, Джон Айдиноу — писатель, интервьюер и ведущий программ, тоже преимущественно документальных.

Джон Айдиноу , Дэвид Эдмондс

Биографии и Мемуары / История / Философия / Образование и наука / Документальное
Политэкономия соцреализма
Политэкономия соцреализма

Если до революции социализм был прежде всего экономическим проектом, а в революционной культуре – политическим, то в сталинизме он стал проектом сугубо репрезентационным. В новой книге известного исследователя сталинской культуры Евгения Добренко соцреализм рассматривается как важнейшая социально–политическая институция сталинизма – фабрика по производству «реального социализма». Сводя вместе советский исторический опыт и искусство, которое его «отражало в революционном развитии», обращаясь к романам и фильмам, поэмам и пьесам, живописи и фотографии, архитектуре и градостроительным проектам, почтовым маркам и школьным учебникам, организации московских парков и популярной географии сталинской эпохи, автор рассматривает репрезентационные стратегии сталинизма и показывает, как из социалистического реализма рождался «реальный социализм».

Евгений Александрович Добренко , Евгений Добренко

Культурология / История / Образование и наука

Похожие книги