Манчи отвлекается от Аарона, смотрит, кто его зовет…
– Нет! – кричу я.
Аарон хватает Манчи за шкирку и одним рывком поднимает в воздух.
– Манчи!
Я слышу плеск воды и смутно сознаю, что это Виола схватила весло и пытается остановить лодку. Мир вокруг светится, пульсирует и…
Аарон сцапал моего пса.
– ВЕРНИСЬ!!! – орет он, держа Манчи за шкирку на вытянутой руке.
Он очень тяжелый, поэтому извивается от боли, но развернуться и укусить Аарона за руку не может.
– Пусти его! – кричу я.
Аарон опускает голову…
Из дыры на месте его носа хлещет кровь, и, хотя разорванная щека немного заросла, зубы все еще видны. Несмотря на весь этот ужас и кровь, он с непоколебимым спокойствием произносит:
– Вернись ко мне, Тодд Хьюитт.
– Тодд? – скулит Манчи.
Виола яростно гребет, мешая течению подхватить нашу лодку, но девочка очень слаба от снотворного, и мы отплываем все дальше.
– Нет, – причитает она, – нет, нет…
– Пусти его!!! – ору я.
– Девчонка или пес, Тодд, – отвечает Аарон с прежним невозмутимым спокойствием, от которого мне в сто раз страшней, чем от крика. – Выбирай!
Я тянусь за ножом и подношу его к своим глазам, но голова так кружится, что я теряю равновесие, падаю и чуть не оставляю зубы на деревянной лавке.
– Тодд? – говорит Виола, продолжая грести из последних сил.
Река вертит и крутит нашу лодку, как хочет.
Я сажусь, чувствуя вкус собственной крови, и мир вокруг так кружится, что я снова чуть не теряю равновесие.
– Убью тебя, – тихо-тихо выдавливаю я, так что никто и не слышит.
– Последний шанс, Тодд! – говорит Аарон, заметно утрачивая спокойствие.
– Тодд? – все скулит и скулит Манчи. – Тодд? Тодд?
Но нет…
– Убью. – Мне опять удается лишь шепот.
Нет…
У меня нет выбора…
Течение подхватывает нашу лодку…
И я смотрю на Виолу, все еще борющуюся с рекой, слезы капают с ее подбородка…
Она смотрит на меня…
И выбора нет…
– Нет, – задыхаясь, произносит она, – о нет, Тодд…
Я кладу ладонь на ее руку, чтобы она перестала грести.
Шум Аарона взрывается алым и черным.
Течение уносит нас прочь.
– Прости! – кричу я сквозь рев воды. Слова похожи на зазубренные шипы, которые разрывают мою грудь, и внутри все так болит, что я едва дышу. – Прости, Манчи!!!
– Тодд? – лает он, провожая нашу лодку растерянным, испуганным взглядом. –
– Манчи!!!
Аарон подносит к моему псу свободную руку.
– МАНЧИ!!!
–
Аарон делает резкое движение руками – ХРУСТЬ! – и лай обрывается. Этот звук навсегда разбивает мне сердце.
Боль невыносима, невыносима, невыносима, я хватаю руками голову и падаю на спину и раскрываю рот в бесконечном вопле, и внутри меня бездонная чернота.
Я снова лечу в черноту.
И я знаю только одно: что река уносит нас прочь… прочь… прочь…
Часть шестая
32
Вниз по реке
Плеск воды.
И птичье пение.
Где безопасно? – поют они. Где безопасно?
А за чириканьем звучит музыка.
Клянусь, это музыка.
Многослойная, мелодичная, странно знакомая…
На фоне черноты возникает свет… Простыни света, белого и желтого.
И мне тепло.
Вокруг что-то мягкое.
А рядом тишина, как никогда громкая.
Я открываю глаза.
Я лежу в кровати под одеялом в небольшой квадратной комнатке с белыми стенами. В открытые окна льется солнечный свет. Снаружи доносятся плеск реки и пение лесных птиц (и музыка… так ведь? это же музыка?). Несколько секунд я не могу сообразить, где я,
И тут я вижу Виолу. Она свернулась калачиком в кресле напротив моей кровати и спит, дыша открытым ртом.
Я все еще не могу пошевелить губами и произнести ее имя, но мой Шум, видимо, делает это за меня, причем довольно громко: веки Виолы начинают дрожать, она ловит мой взгляд, вскакивает с кресла и стискивает меня в объятиях, так что мой нос впечатывается в ее ключицу.
– Ох, господи,
Я кладу руку ей на спину и вдыхаю аромат.
Цветы.
– Я уж думала, ты никогда не очнешься! Я боялась, что ты умер!
– А разве я не умер? – хриплю я, пытаясь вспомнить…
– Ты был очень болен, – говорит Виола, откидываясь на спинку кресла, но колени с моей кровати не убирает. –
– Что за доктор? – спрашиваю я, осматриваясь. – Где мы? В Хейвене? Что это за музыка?
– Мы в городке под названием Карбонел-даунс, – говорит Виола. – Мы приплыли по реке и…
Она умолкает и видит, что я смотрю в изножье кровати.
Туда, где нету Манчи.
Я все вспоминаю.
В горле застревает огромный ком. В своем Шуме я слышу лай Манчи. «
– Он умер, – говорю я как бы сам себе.
Виола вроде хочет что-то сказать, но ее глаза наполняются слезами, и она только кивает – вот и правильно, вот и хорошо, не надо ничего говорить.
Он умер.
Мой пес умер.
И я понятия не имею, что тут можно сказать.