Поступь хаоса

– Неужели я слышу Шум? – спрашивает чей-то голос, впереди которого тоже летит Шум, и у изножья моей кровати открывается дверь.

Входит мужчина – очень большой мужчина, высокий и широкий, в толстых очках, из-за которых кажется, что глаза у него все время навыкате. Еще у него встрепанные волосы и растерянная улыбка, а Шум так полон радости и облегчения, что мне хочется выползти в окно, ей-богу.

– Доктор Сноу, – говорит Виола, слезая с моей кровати и освобождая место для врача.

– Очень рад наконец с тобой познакомиться, Тодд, – приветствует меня доктор Сноу, широко улыбаясь и садясь на краешек кровати.

Он достает из кармана халата какой-то хитрый прибор: два наконечника засовывает себе в уши, а один без спросу прикладывает к моей груди.

– Вдохни-ка поглубже, – просит он.

Я ничего не делаю, только молча смотрю на доктора Сноу.

– Я проверю, очистились ли твои легкие, – поясняет он, и тут до меня кое-что доходит: акцент у него практически такой же, как у Виолы. В Новом свете я такого еще не слыхал. – Ну не совсем такой же, – говорит врач в ответ на мое удивление, – хотя действительно похож.

– Это доктор Сноу тебя вылечил, – добавляет Виола.

Я ничего не говорю и делаю глубокий вдох.

– Замечательно. – Врач прикладывает кончик устройства к другой части моей груди. – Еще раз.

Я выдыхаю и вдыхаю снова. Наконец-то я могу набрать полные легкие воздуха.

– Ты был очень серьезно болен, – говорит врач. – Я не знал, сможешь ли ты выкарабкаться. До вчерашнего дня у тебя даже Шума не было. – Он смотрит мне в глаза. – А такого я уже очень давно не видел.

– Пожалуй, – говорю я.

– Да и спэки много лет ни на кого не нападали. – На это я ничего не отвечаю, только молча дышу. – Молодец, Тодд! Теперь сними рубашку, пожалуйста.

Я перевожу взгляд с него на Виолу.

– Я подожду снаружи, – спохватывается она и выходит из комнаты.

Я тянусь за спину, снимаю рубашку и замечаю, что боли между лопатками больше нет.

– На рану пришлось наложить несколько швов, – говорит доктор Сноу, подходит ко мне сзади и прикладывает устройство к спине.

Я дергаюсь:

– Ой, холодно!

– Она от тебя ни на шаг не отходила, – продолжает врач, прослушивая мои легкие в разных местах. – Даже спала тут.

– И долго я здесь пробыл?

– Сегодня пятое утро.

– Пять дней?! – вскрикиваю я, и он едва успевает кивнуть, как я уже сбрасываю с себя одеяло и выбираюсь из кровати. – Нам надо идти. – Я немного пошатываюсь, но продолжаю стоять.

Голова Виолы высовывается из-за двери.

– Я пыталась им объяснить!

– Здесь вам ничто не угрожает, – говорит доктор Сноу.

– Ага, где-то я уже это слышал.

Я с надеждой смотрю на Виолу, но та только хихикает. До меня доходит, что я стою перед ней в одних дырявых трусах, которые прикрывают далеко не все, что положено.

– Эй! – вскрикиваю я, закрывая руками важные места.

– Скажу иначе: здесь опасности не больше, чем в любом другом месте. – Доктор Сноу протягивает мне штаны из груды выстиранной одежды на стуле. – Во время войны наш город оказался на главном фронте. Мы знаем толк в обороне.

– Вы воевали со спэками. – Я отворачиваюсь от Виолы и натягиваю штаны. – А тут люди. Тысяча людей.

– Это только слухи, – возражает доктор Сноу. – По факту у них не может быть такой армии.

– Ничего не знаю о фактах, – говорю я, – но у них есть ружья.

– У нас тоже.

– И лошади.

– У нас тоже.

– А есть кому встать на их сторону? – с вызовом спрашиваю я.

На это врачу нечего ответить – вот и славно. Верней, скверно. Я застегиваю штаны.

– Нам пора, – говорю я.

– Ты должен отдыхать, – возражает доктор Сноу.

– Мы не можем сидеть тут и поджидать армию.

Я машинально поворачиваюсь за поддержкой к Виоле и Манчи.

На миг мой Шум наполняет комнату громким собачьим присутствием: Манчи скачет на месте, тявкает, просится «ка-ка» и тявкает снова.

И умирает.

И мне снова нечего сказать.

(Он умер, умер.)

Внутри у меня пусто. Сплошная пустота.

– Никто ни к чему тебя не принуждает, Тодд, – ласково произносит доктор Сноу. – Но старейшины деревни хотели бы с тобой поговорить, пока ты не ушел.

Я стискиваю зубы.

– О чем?

– Нам пригодятся любые сведения, которые могут помочь.

– Да чем тут поможешь? – вопрошаю я, хватая рубашку. – Армия придет, перебьет всех жителей, которые не встанут на ее сторону, и дело с концом.

– Это наш дом, Тодд, – говорит доктор Сноу, – и мы будем его защищать. Другого выхода у нас нет.

– Тогда на меня не рассчитывайте… – начинаю я.

– Пап? – перебивает меня детский голосок.

В дверях рядом с Виолой стоит маленький мальчик.

Самый настоящий мальчик.

Он смотрит прямо на меня, глаза широко распахнуты, а Шум такой смешной, яркий, просторный… Я разбираю в нем слова тощий, шрамы и спящий мальчик и множество теплых чувств к отцу, выраженных единственным словом папа, которое он твердит на разные лады, и в этом слове все: признание в безграничной любви и расспросы обо мне.

– А, привет, малыш! – говорит доктор Сноу. – Джейкоб, это Тодд. Видишь, очнулся!

Сунув в рот палец, Джейкоб поднимает на меня серьезный взгляд и легонько кивает.

– Коза не доится, – тихо говорит он.