Поступь хаоса

И слова у песни такие:

Как-то ранним у-у-утром, на восходе солнца-а-а…

Мой Шум взрывается родным именем:

Бен!

34 Не оставь меня

Я сбегаю к берегу, останавливаюсь и прислушиваюсь снова.

Не предай меня…

– Бен? – одновременно шепчу и кричу я.

Меня нагоняет Виола:

– Твой Бен? Да?

Я жестом велю ей замолчать и слушаю, стараясь отделить рев реки, птичье пение и собственный Шум, пытаясь различить за всем этим гвалтом…

Не оставь меня…

– На другом берегу, – говорит Виола и бросается по мосту через реку, громко топая по доскам.

Я бегу за ней по пятам, обгоняю и слушаю, слушаю и смотрю, смотрю, смотрю… и вижу…

Там, в густых кустах на берегу…

Бен.

Это правда Бен.

Он стоит, согнувшись, за кустами, одной рукой опирается на ствол дерева и настороженно смотрит, кто это бежит по мосту… Вот я уже близко. Его лицо внезапно смягчается, Шум раскрывается широко-широко, как объятия, и я лечу через кусты прямо в них, едва не сшибая Бена с ног. Мое сердце выворачивается наизнанку от счастья, Шум ослепительно-яркий, как целое небо, и…

Все будет хорошо.

Теперь все точно будет хорошо.

Все будет хорошо.

Это Бен.

Он крепко стискивает меня в объятиях и говорит только: «Тодд», – а Виола держится в сторонке, чтобы не мешать, и я обнимаю его, обнимаю, обнимаю, это Бен, ох, Боже всемогущий, это Бен, Бен, Бен!!!

– Да, это я, – говорит он и смеется, потому что я сейчас выжму весь воздух из его легких. – Ох, как же я рад тебя видеть, Тодд!

– Бен, – говорю я, отстраняясь и глядя на него. Мне некуда деть руки, поэтому я хватаю его за грудки и трясу что есть мочи – вроде бы так мужчинам полагается выражать любовь. – Бен!

Он кивает и улыбается.

Вдруг вокруг его глаз пролегают складочки, и я уже вижу начало истории, которая вот-вот появится в Шуме.

– Киллиан? – спрашиваю я.

Он ничего не говорит, лишь показывает мне Шум: вот он бежит к догорающей ферме, внутри которой остались не только приспешники мэра, но и Киллиан. Бен горюет, до сих пор очень горюет.

– О нет!

Мое сердце уходит в пятки, хоть я и догадывался, что произошло на ферме.

Догадываться и знать все-таки разные вещи.

Бен снова кивает, медленно и грустно, и тут я замечаю, какой он грязный, тощий – будто не ел неделю, – а на носу у него запеклась кровь. Но это по-прежнему Бен, который умеет читать меня лучше всех на свете, и его Шум уже спрашивает меня о Манчи, а я уже показываю ему, что стряслось, и тут из моих глаз наконец-то брызгают слезы, и он обнимает меня, и я плачу, по-настоящему плачу от горя по своему псу, Киллиану и прежней жизни.

– Я его бросил! – рыдаю я, кашляя и шмыгая носом. – Я его бросил.

– Знаю, – говорит Бен.

В его Шуме уже отдаются мои слова: Я его бросил.

Через минуту Бен осторожно отстраняется, смотрит на меня и говорит:

– Послушай, Тодд, у нас нет времени.

– На что?

Бен переводит взгляд на Виолу.

– Здрасьте, – говорит она; в глазах сплошная тревога.

– Здравствуй, – кивает Бен. – А ты, стало быть, та самая девочка.

– Та самая.

– Ты помогала Тодду?

– Мы помогали друг другу.

– Славно. – Шум Бена становится теплым и грустным. – Славно.

– Пошли, – говорю я, хватая его за руку и пытаясь тащить за собой к мосту. – Там есть еда и врач…

Бен не двигается с места.

– Можешь немного покараулить? – спрашивает он Виолу. – Дай знать, если кого-нибудь увидишь. Неважно, с какой стороны.

Виола кивает, мы переглядываемся, и она выходит из кустов на тропу.

– Дела совсем плохи, – говорит мне Бен, тихо и очень серьезно, как будто речь идет о жизни и смерти. – Вы должны как можно скорей добраться до Хейвена.

– Я это знаю, Бен, – говорю я. – Почему ты…

– За вами гонится армия.

– Это я тоже знаю. Армия и в придачу Аарон. Но теперь, когда ты с нами, мы…

– Я с вами не пойду.

У меня отваливается челюсть.

– Что?! Не пойдешь?

Он качает головой:

– Не могу.

– Надо что-нибудь придумать! – восклицаю я, а мой Шум уже вовсю вертится, соображает и вспоминает.

– Мужчин из Прентисстауна никто не любит, – говорит Бен.

Я киваю.

– Да и мальчиков тоже, – вздыхаю я.

Бен снова берет меня за руку:

– Тебя обижали?

Я поднимаю на него взгляд:

– И не раз!

Он прикусывает нижнюю губу, его Шум становится еще печальней.

– Я искал тебя, – говорит Бен. – Днем и ночью шел за армией, потом обогнал ее, ходил по деревням и слушал сплетни о двух детях, путешествующих в одиночку. И вот наконец-то я нашел тебя, с тобой все хорошо… я знал, что так и будет. – Он вздыхает, и в этом вздохе столько любви и печали, что я понимаю: сейчас будет горькая правда. – Но в Новом свете тебе со мной находиться опасно. – Он показывает на кусты, в которых мы прячемся. Прячемся как воры. – Остаток пути ты должен пройти один.

– Я не один, – тут же вставляю я.

Бен улыбается по-прежнему грустной улыбкой:

– Да, точно. Теперь ты не один. – Он снова оглядывается по сторонам и сквозь листья присматривается к дому доктора Сноу. – Ты болел? Я услышал твой Шум вчера утром, но он был лихорадочный и в то же время какой-то сонный. С тех пор я сижу здесь и жду. Думал, тебе совсем худо.