Посвященная. Как я стала ведьмой

Иногда он плакал по вполне понятным причинам. Он рыдал, потому что я была не готова к отношениям. Я тоже ревела из-за схожих причин. Он плакал, когда я перед всеми его знакомыми заявила, что считаю нормальным изменить, если твой партнер об этом не узнает, что сильно смутило его – он сказал, что из-за этого он плохо стал выглядеть в глазах своих друзей. Позже я забрала назад свои слова и извинилась перед ним. Вообще-то, смешно это говорить. В свою защиту я могу сказать, что в период постзамужнего расставания я пришла к заключению, что стала восприимчивой к собственному чувству вины и охотно брала ее на себя, даря свою преданность тем людям, которые ее не заслуживали. Я не обвиняю своего демона в том, что он расстроился, но позже его постоянные огорчения и негодования подтвердили, что он мог по-настоящему свести с ума.

Однажды, обнимаясь с Носферату в постели, я рассказала ему историю, которая приключилась со мной в летнем лагере унитарной церкви, когда мне было около пятнадцати лет. У меня был парень, ему было двадцать один, и он не поехал со мной в лагерь. Я же отправилась туда вместе с семьей, как раз перед тем, как грянул кризис, накануне их развода и моего ухода из дома, ярости моего отчима, депрессии матери и моего призыва в преисподнюю. И хотя мой парень, итало-американский художник, на тот момент казался крутым, он любил рисовать комиксы с героями, которые всегда курили, играть в бильярд и цитировать «Лицо со шрамом». Я изрядно переросла его, но мы все еще оставались вместе, даже когда я была в лагере, где встретила того красивого парнишку, работавшего обслуживающим персоналом. Эти ребята были взрослыми подростками, и они обладали особым романтическим шармом, развлекаясь вне круга своих семей. Они были знакомы с «кислотой» и купанием нагишом в очень горячей ванне. У этого, немногим меньше двадцати, сотрудника были выразительные голубые глаза и темные волосы, и, как любая девочка-подросток, поклонница Энн Райс[105], я была в восторге от его вампирской внешности, застенчивости и неуловимой загадки. Мы ночи напролет проводили за беседами в главном зале, потягивая чай из хипповских кружек и слушая Dark Side of the Moon[106]. Он пытался поцеловать меня, но я ответила отказом, потому что у меня был парень. Но, так как спустя буквально пару месяцев мы разошлись, я после этого всегда жалела, что не согласилась на тот поцелуй.

Стоило мне рассказать эту историю своему демону-любовнику, он уселся в кровати, праведный, словно Великий инквизитор, и начал проповедь: «Тебе не следует сожалеть об этом! Ты должна гордиться этим! Гордиться тем, что ты решила вести себя целомудренно, а не пошла на поводу у сиюминутного порыва». Цивилизация, просвещал он меня, построена на людях, контролировавших свои низкие инстинкты и выбиравших действовать в соответствии со своими идеалами.

Носферату вырос в христианской семье и христианском окружении, и хотя он не был ревностным верующим, он тем не менее пытался вести себя благочестиво.

Вынуждена признать, что мне никогда не приходило в голову не сожалеть о своем целомудренном поведении с тем прекрасным парнем в лагере, который сейчас, вероятно, вампир, живущий в заброшенном замке где-нибудь в Нью-Орлеане. Гордиться тем, что я прошла испытание, данное мне возможностью поцеловать те натурально красные губы, – было абсолютно вне пределов моей области восприятия. Но теперь разговор с Носферату вынудил меня спросить у самой себя, где моя целостность, границы, и посредством этого разгадать загадку, с которой я существовала до сих пор: каждый должен жить полной жизнью, хвататься за любую возможность, должен carpe diem[107], быть актером, несмотря на родительское неодобрение, должен танцевать так, словно никто этого не видит… даже в стрип-клубе. И до этого момента в своей жизни я верила, что каждый должен жить по собственным правилам. А моим основным правилом было следование своим страстям, невзирая на последствия.

Но если эти постулаты были неправдой, в таком случае я не только не знала, как на самом деле жить, но еще и вся моя прошлая жизнь была цепочкой из вселяющих ужас, страшных ошибок, следовавших одна за другой.

Пылкая речь Носферату о преобладании в цивилизации честности была словно маленькая, стратегически заложенная взрывчатка, которая, когда основное здание наших отношений начало разрушаться, уничтожила все оставшиеся от меня кусочки.

Мы с Носферату встречались всего четыре месяца. За все это время он не уставал повторять, что любит меня, что в тот самый момент, как он меня увидел на распределении по факультетам, он понял, что я – «та самая», что он верит в любовь и хочет на мне жениться, завести детей и жить интеллектуальной, творческой, морально праведной жизнью.