Потерянная

Я открываю глаза и различаю силуэт Ильи Валерьевича. На этот раз мне хватает пары секунд на то чтобы понять – это был сон. Однако данный факт нисколько меня не утешает, и я рыдаю навзрыд, судорожно дыша.

Громов усаживает меня в вертикальное положение и выходит из комнаты, со словами: «Подожди, я сейчас вернусь, обещаю». В мой мозг врываются все остальные воспоминания, и до меня доходит, кто был тот преследователь.

– Давай, выпей, это вода, – Громов подносит к моим губам стакан и вливает в меня немного жидкости.

– Оно не отпустит меня, – сквозь плач говорю я, – оно не даст мне жить, как все нормальные люди. Вы понимаете?

– Тише, тише, – он пододвигается ко мне на кровати и обнимает, – Кто не отпустит? Тебе приснился всего лишь кошмар.

– Нет, – я упираюсь лицом в его плечо, – это был не просто кошмар, а напоминание. Кому-то ненавистна мысль, что у меня все наладится.

Я больше не могу ничего объяснить. Мне кажется я плачу целую ночь, а Илья Валерьевич всё обнимает меня и говорит успокаивающие слова. Вот беда: от его успокаивающих слов я ещё больше хочу разрыдаться.

Когда мои всхлипы почти заканчиваются, Громов сидит на кровати, прислонившись к спинке, а я прижата к его левому плечу (получилось что-то вроде кривого паровозика) и полулежу.

– Часто у тебя такие кошмары? – сквозь тишину его голос звучит громко.

– Нет, то есть да… нет, – отвечаю я. – Такие редко.

– Ты меня напугала. Когда я зашел в комнату, ты металась из стороны в сторону и выкрикивала слово «Нет!». Разбудить пытался минут пять, ты была ледяная.

Я чувствую, что его футболка прилипла к моей спине.

– Это был не простой кошмар. Вечером я подумала о том, что смогу жить, как нормальные люди. Жить и не думать каждый день о смерти. У меня бывают какие-то просветы в мыслях, когда кажется, что ещё не поздно всё наладить. Но потом обязательно случается что-то плохое, и я снова не могу выбросить из головы, что мне надо умереть. Что-то, не знаю что (как будто кто-то сидит в моей голове или просто сверху управляет мной) не может допустить, чтобы у меня было в жизни что-то хорошее. При том, я не могу убить себя.

Я поднимаю левую руку, она уже без бинтов, рана затянулась, остался только очередной красный шрам. Есть тонкие белые шрамы, они уже малозаметны. Но в придачу к ним есть несколько красных линий и это создаёт ужасную картину. Я резала прямо поверх старых незаживших, поэтому в этом месте они немного выпуклые. Конечно, сейчас в комнате полумрак и разглядеть всю эту «красоту» невозможно, но мои глаза не нуждаются в напоминании.

Илья Валерьевич берет мою руку и осторожно поворачивает.

– Можно я включу бра? Ненадолго? – тихо спрашивает он.

– Да, – отвечаю я так же тихо после некоторого молчания.

Хорошо, что я сижу фактически спиной к Громову, но я чувствую его дыхание своей макушкой. В глаза посмотреть я бы не решилась. Он быстро осматривает мою изуродованную руку, глубоко вздыхает, гасит свет и прижимает к себе еще крепче.

Черт, только жалости мне не хватало.

– Почему ты думаешь, что кто-то не хочет, чтобы у тебя было всё хорошо? – шепчет на ухо он.

– Потому что каждый день, каждый чертов день я думаю о том, что мне надо сдохнуть. Что только так всё закончится. Я устала даже думать об этом. Но стоит мне только задуматься о том, что вдруг всё еще наладится, как что-то обязательно расстраивает меня и мне снова невыносимо жить. Это замкнутый круг. Рекурсия жизни.

– Может ты просто воспринимаешь всё слишком близко к сердцу?

– Я не жду, что вы меня поймёте. Никто не поймёт. Это не зависит от меня. Я не могу прогнать мысли из головы. Не могу справиться с этой пустотой.

По моей щеке самопроизвольно скатилась слеза и упала на руку Ильи Валерьевича.

– Сколько времени? – спрашиваю я.

– Сейчас только первый час ночи, ты же легла около шести.

Мы посидели еще минут десять молча, и я так же полушепотом произношу:

– Илья Валерьевич?

– М?

– Вы считаете меня сумасшедшей?

– Нет.

Я смотрю в одну точку и ничего не чувствую, разве что опустошённость.

– Ещё поспишь?

– Я боюсь засыпать. А вы не уйдёте?

– Если хочешь – нет.

Он сполз со спинки кровати, и мы оказались в горизонтальном положении. Моя голова на его плече, рядом с сердцем. Я чувствую его ровный стук. Только сейчас заметила, что Громов поглаживал мой шрам на руке всё это время.

– Я сначала подумал, что ты из-за того парня всегда такая грустная.

– Нет. Точнее это одна из причин.

Не знаю, сколько мы лежали, но в конце концов я уснула. На этот раз обошлось без всяких ужастиков, я видела во сне Илью Валерьевича, наш колледж и кучу непонятных сумбурных снов.

Я просыпаюсь с головной болью. Мой преподаватель всё ещё спит, и я начинаю разглядывать его. Не смотрела раньше на него, как на мужчину. А он очень даже ничего, и мы провели ночь вместе. Ну, конечно же, мы просто спали, но просто это довольно…необычно. Ну и что мне со всем этим делать? Желания жить не прибавилось.