К полудню следующего дня у меня закончились запасы провизии. Я попытался есть снег, но вскоре обнаружил, что от этого только сильнее хочется пить. К полуночи во рту стало сухо как в пустыне, а живот болел так, словно внутри него поселились какие-то твари, пожирающие мои внутренности. Всю ночь я провел, свернувшись клубочком под открытым небом, обильно потея. Если бы на меня наткнулся волк, из тех, что рыскают по холмам в поисках легкой добычи, он бы запросто утащил меня в свое логово – у меня просто не хватило бы сил ему помешать. После той ночи, если меня одолевала жажда, я разводил огонь, растапливал снежную кашу в жестяной кружке, доводил ее до кипения, а затем процеживал через оторванный кусок гимнастерки, чтобы в организм не попала какая-нибудь дрянь.
Следующие несколько дней я бродил среди холмов, аккуратно огибая участки, поросшие кустарником. Я тщетно пытался отыскать Красную армию или хотя бы путь, по которому сюда пришел. Издалека я видел свой пункт назначения: место, где смыкались склоны двух гор. Я знал, где-то там, возле обрыва, есть небольшое озерцо, из которого берет начало ручей, сбегающий вниз с противоположного склона. Там начинается Сычуань – провинция, заключенная в кольцо гор и воспетая в романе «Троецарствие». Идеальное место, в котором может укрыться отступающая армия.
Как я ни пытался, мне никак не удавалось добраться до перевала. Куда бы я ни шел, на моем пути неизменно возникало препятствие: либо слишком крутой склон, либо слишком острые скалы, либо совершенно непроходимый лес. Возможно, будь у меня альпинистское снаряжение и обе ноги, я бы попытал счастья, но в том положении, в котором я находился, рисковать не имело смысла. Древняя мудрость гласит: «Равнины становятся видны, лишь когда забираешься на гору». У меня же была ситуация иная: горы я видел ясней ясного, но мне никак не удавалось преодолеть равнину.
К четвертому дню я начал сходить с ума от голода и потому плюнул на поиски армии и задался вопросом, как добыть себе еду. Я достаточно хорошо знал, что следует избегать растений с белесыми листьями, с опушением и тех, что источают запах миндаля. Я ходил от дерева к дереву, от куста к кусту, облизывая листья, пока не нашел растение без привкуса горечи или мыла, на его листьях виднелись крошечные черные пятна, оставленные насекомыми. Я решил, что раз эти листья достаточно безопасны для букашек, то и мой желудок наверняка сможет их переварить. Переварить-то их он переварил, но ощущение сытости так и не появилось. Как раз наоборот, голод теперь чувствовался еще острее. У меня получилось его немного приглушить, только когда я наткнулся на дикое перечное дерево[9]
и съел пригоршню молодых наливающихся ягод.Несколько лет назад, когда я вновь отправился в Сычуань, на этот раз с экскурсией, организованной для ветеранов, то вновь наткнулся на эти ягоды в дикой природе. Я взял несколько штук в рот, раскусил их и попытался снова пережить то чувство удовлетворения, которое давным-давно испытал. Однако ягоды оказались совсем не такими, какими я их запомнил. Жевать их было все равно что крошечные молнии: сок был кисло-сладким и достаточно острым, чтобы онемели губы.
Итак, на некоторое время вопрос с едой был решен, но при этом я, естественно, понимал: на одних ягодах мне долго не протянуть. С наступлением ночи я снова вернулся в мыслях к своему прошлому. Какой был смысл в прожитой мною жизни, если я сейчас умру в одиночестве у подножия гряды Ляншань? Но на этот раз мне удалось преодолеть жалость к себе. Теперь я печалился, что так мало сделал для Красной армии. Из эгоизма я слишком долго оплакивал свою утрату, однако среди моих однополчан имелись и те, чья доля была горше моей. Как оказалось, одиночество способно любого человека превратить в истинного приверженца коммунистических идеалов. Партии следует организовывать специальные тренировочные мероприятия, в ходе которых парней и девиц будут оставлять на несколько дней в какой-нибудь глухомани на произвол судьбы. Это куда лучше любого учебника по марксизму-ленинизму поможет юнцам осознать ту основополагающую роль, которое играет в нашей жизни общество.
Пять ночей в горах я проклинал себя за то, что потратил большую часть времени по пути из Жуйцзиня в Сычуань на самоедство, что являлось самоубийственным пораженчеством. Сколько же я упустил возможностей поговорить с новобранцами и узнать, что они пережили! Я поклялся, что если выберусь из этой передряги живым, то с прежним Хай-у будет покончено. Я больше не стану думать о себе. Я всем сердцем приму идеи коммунизма и буду жить ради других. Я опустился на колени и стал молиться ночному небу, Млечному Пути и желтой полоске разгорающегося рассвета на горизонте.
К моему удивлению, мои молитвы были услышаны. Наутро на меня наткнулась группа местных жителей, направлявшаяся на разминирование. Через потайную систему пещер в дальней северной оконечности горной гряды они отвели меня в их деревню, где уже несколько дней отдыхала Красная армия.
6