Потерянные в Великом походе

Шел то ли восьмой, то ли девятый месяц ее беременности, и у Юн случались вспышки гнева. Во время всего похода супруги постоянно ссорились, но по прошествии нескольких часов неизменно мирились. Пин прислонился головой к дереву, Юн продолжила его костерить:

– Вон мы сколько вражеских винтовок добыли! Ну и на черта ты теперь нам нужен со своими пукалками? Ими только воробьев пугать. Толку от тебя, как от козла молока. Совсем как и от него, – она кивнула на меня. – Лучше б он потонул в реке, когда мы стояли в Жуйцзине.

– Обожду, когда ты успокоишься, – кротко произнес Пин и направился ко мне.

Я сидел на полянке в нескольких метрах от взвода.

– Не обращай на нее внимания, – Пин опустился на корточки рядом со мной. – Она всегда так себя ведет, когда понимает, что я прав. Она не всерьез. Просто горячится, – он стал выковыривать грязь из-под ногтей. – Честно говоря, не могу ее винить за эти вспышки гнева. Подумать только, сколько она отмахала. Вот я все думаю, смог бы я столько пройти с мешком муки в руках…

– А на скрипучем протезе? – улыбнулся я.

– Тебе зато не поручали никаких опасных заданий. Если бы мне кто-нибудь предложил пожертвовать ногой в обмен на гарантии, что со мной больше ничего не случится, я, может, и согласился бы, – он вскинул глаза вверх, будто призывая Небо отправить ему посланника с этим заманчивым предложением.

Многие из ветеранов Третьего корпуса безрассудно бросались навстречу опасности, в том числе и Юн с Пином. Солдаты часто спорили о том, кто подверг себя большему риску. Бойцы словно соперничали друг с другом, состязаясь в отваге. А я чем хуже них? Неужели они позабыли, что я потерял ногу из-за того, что меня ранило гоминьдановской пулей? Неужели Юн и вправду считала, что от меня нет никакого толка, от меня, который поставил на кон свою жизнь, чтобы ее спасти? Чо с Чжу Цзяо перевернулись бы в своих могилах, узнай, что ко мне так относятся.

– Я пойду! – неожиданно вскричал я и, опершись на клюку, встал.

Не обращая внимания на изумленный взгляд Пина, я похромал к своему взводу.

Добравшись до переднего края, я увидел Председателя Мао, который изучал склоны холмов сквозь ржавый бинокль. Его волосы, расчесанные на прямой пробор, повторяли изгибы бинокля. Рядом стояли остальные члены Политбюро, штабные и прочие аппаратчики. Когда я откозырял, полковник, командир нашего батальона, шикнул на меня и показал куда-то вдаль.

– Может быть, ты и вовсе не понадобишься, – сказал он. – Погляди.

Прищурившись, я уставился в том направлении, куда указывал полковник. Несмотря на то что на склонах лежал снег, воздух над ним прогрелся до такой степени, что аж дрожал. Объект находился так далеко, что показался мне не более чем крошечным черным пятнышком. Сперва я подумал, что это камень, но потом понял, что он движется. Через несколько секунд я разглядел и тоненькие, словно ниточки, ножки, и покачивавшийся позади хвост в форме полумесяца.

– Поглядим, не случится ли с ним чего.

– Но почему не пустить еще вьючных животных? – спросил я. – Зачем рисковать нашими жизнями?

Полковник насупил брови:

– Думаешь, у нас тут под боком конный завод? Считаешь, что у нас столько мулов и ослов, что мы станем жертвовать ими из-за всякой ерунды? А кто потащит в горы тяжкий груз? Кто будет тянуть пушки?

Тон полковника меня немного расстроил. Я догадался: он не знает, что я вызвался добровольцем. Наверняка он решил, что я выполняю приказ командира. Я не стал ничего объяснять, поскольку в этом случае выставил бы себя еще большим дураком. Пропустив его слова мимо ушей, я снова сосредоточил все свое внимание на бредущем животном.

Оно уже прошло полпути до рощи, где деревья росли гуще, хотя до безопасного места, которое, как я предполагал, находилось там, где холмы сменялись горами, оставалось еще несколько часов хода. Животное остановилось и легло. Ноги скрылись под туловищем. Отдыхало оно долго. Члены Политбюро один за другим тоже садились на землю, но Председатель не отрывал глаз от бинокля, перенося свой вес то на одну ногу, то на другую. Его колени дрожали, как колокольчики.

Я ошибочно принял его поведение за нервозность, поскольку и сам не мог сидеть. Мой желудок свернулся, словно соевый творог. В душе у меня бушевала настоящая буря. То мне хотелось, чтобы животное выжило, то я желал, чтоб оно поскорее налетело на мину. В первом случае останусь жив и я, а во втором у меня появится шанс доказать, что меня еще рано сбрасывать со счетов. Не стану врать и строить из себя героя: в конце концов я все же стал болеть за животное, желая ему удачи. Я решил, что, даже если оно дойдет до цели, мои товарищи из Третьего корпуса все равно станут относиться ко мне уважительней, ведь я как-никак все же вызвался добровольцем.

Стоило мне только об этом подумать, как животное встало, двинулось дальше и, пройдя всего пять-шесть шагов, наткнулось на мину. От взрыва, хоть и приглушенного, все вздрогнули. Мгновение спустя земля чуть заметно дрогнула. Секунда, и все стихло. Впрочем, напоминавшее туман коричнево-розовое облачко висело над местом взрыва несколько дольше.