Потерянные в Великом походе

Она отвела в сторону край гимнастерки, и я впервые увидел лицо ребенка. Он был хорошенький, худенький, но при этом с пухлыми щеками. Внешне он не напоминали ни мать, ни отца. Его лоб показался мне высоким, маслянистым и словно сиял, будто зажженная лампада. Я счел честью, что Юн назвал меня дядей. Позже выяснилось, что дядьями, разговаривая с Ло Бо, она называла всех солдат Третьего корпуса, но это меня нисколько не обескуражило. В моей душе возникла стойкая уверенность: появление на свет Ло Бо как-то связано и с моим спасением. Спаситель – вот как я стал воспринимать малыша. Я не единственный его дядя? Что ж, не беда, зато я стану лучшим, – вот какую клятву я себе дал. Я верил, что Ло Бо – ответ на мои молитвы: мое покаяние за то, что я был таким себялюбивым, мой шанс искупить вину за гибель жены и сына, за то, что я опустил руки.

В течение следующих нескольких дней я присматривал за Ло Бо больше, чем его родители. Довольные, что в моем лице обрели надежную няньку, Пин и Юн постоянно были заняты: они обучали племя лоло, как пользоваться современным оружием, и рассказывали им о коммунизме. Каждое утро после кормления малыша вручали мне, и я радовался, видя его блестящую головку на своих руках. Большую часть дня он вел себя тихо, если находился на руках. Он был словно драгоценный камень, который просто обязан украшать чью-то грудь.

Утром и вечером я менял Ло Бо пеленки, которые сушил на горячем от солнца валуне. Я обмывал его кипяченой водой, специально уделяя внимание местам между пальцами на руках и на ногах, рассказывал ему истории, которые запомнил из прочитанных книг. Солдаты подтрунивали надо мной, говоря, что я наконец нашел благодарного слушателя.

В целом после моего возвращения ко мне стали относиться с гораздо большим уважением. Пайку мне теперь давали целую, такую же, как и всем остальным бойцам. Мне оставляли место для спального мешка там, где земля была ровной и чистой, без камешков и веток. Мне даже дали новое прозвище – Смотритель, намекая на мое приключение, связанное с поиском мин, и вместе с этим на мое трепетное отношение к Ло Бо. Надо сказать, я обладал талантом вызывать у малыша улыбку даже в тех редких случаях, когда он плакал, – таким образом я помогал поддерживать тишину в расположении взвода.

Крепко привязав малыша к своей спине, я таскал его повсюду, чувствуя затылком его дыхание. Я спускался с ним к подножию горы, где река впадала в озеро с прозрачной как слеза водой. По озеру плавали лодки, а рыбаки отталкивались от дна длинными шестами. Я бродил с ним по базару, где местные жители обменивали меха, лекарственные травы и чили на чай, оружие и соль. Я брал его на шумные местные спектакли, пользовавшиеся популярностью и среди трехлетних малышей, и молодежи двадцати трех лет от роду. Актеры пели оперные партии, размахивая палками, на которых были закреплены картинки, изображавшие разных животных.

Во время одного из представлений рядом со мной присела старуха в причудливом головном уборе, напоминавшем молот. Отведя руку в сторону, она показала мне малышку, по всей видимости ее дочку. С улыбкой она кивнула на небо и показала восемь пальцев. Судя по всему, ее внучке было восемь недель. Затем она кивнула на Ло Бо, и я показал один палец. Старуха провела в воздухе свободной рукой, будто очерчивая силуэт кролика. Значение этого жеста я узнал накануне, когда покупал на рынке меховую шапочку для Ло Бо. Он означал благопожелание. Я попытался воспроизвести этот жест. Старуха показала на мое лицо, потом на личико Ло Бо, а затем очертила свое лицо кругом. Я могу и ошибаться, но мне кажется, она хотела сказать: «Вы похожи».

Я пришел в восторг. Только подумать, Ло Бо внешне напоминает меня!

7

То, что старуха приняла Ло Бо за моего сына, так разбередило мне душу, что когда я вернулся с малышом в расположение взвода, то вглядывался в его личико, покуда не стемнело. Он спал в колыбели, которую мы вместе с Пином сделали из куска древесного ствола, выдолбив в нем углубление и простелив его сперва хлопковой тканью, а потом и тканью шерстяной. Покачивая малыша, я всматривался в него, силясь различить то, что увидела старуха, отыскать схожие черты. Может, дело в тонких бровях или курносом носике, напоминающем крошечную хурму? Может, наши глаза имеют одинаковый оттенок карего цвета? Или может, все дело в позе, в которой он сидел у меня на коленях, будто бы готовый в любой момент упасть? А может, старуха просто глумилась надо мной, потому что мы с Ло Бо оба не могли ходить, как все нормальные люди?

Я так погрузился в свои мысли, что даже не заметил, как вернулся Пин. Не издав ни звука, он присел на корточки рядом со мной.

– Что-то не так? – спросил он.

– Да нет, – ответил я. – С чего ты взял?

– Просто ты смотришь на Ло Бо так, словно случилось что-то худое.

Я придвинул колыбель поближе:

– Сегодня одна старуха в деревне сказала, что мы с ним похожи. Ты не находишь?

Не успел он ответить, как меж нами к колыбели просунулась пара рук, которая достала Ло Бо и подняла в воздух.