Потерянный рай

– Мне было девять лет. Мать думала только о себе, о своей исключительной красоте. Она страстно любила себя. И никогда не заботилась о своих детях. Ей было достаточно произвести их на свет, она отдавала свою дань самки родами и с упреком демонстрировала нам крошечные растяжки, оставленные беременностями на ее безупречном животе. Нас, Влаама, моих сестер и меня, воспитали тетки. Мой названый отец Азриэль уделял мне больше внимания. Милый рогоносец! Жена вертела им как хотела, а он был ко мне добр. Нас почтил своим визитом Панноам, этот прославленный вождь, тот, о ком так много говорили в окрестностях Озера, расхваливали его разраставшуюся деревню, его ремесленников, которые множились, его ярмарки, которые привлекали толпы народу. Он приобрел положение самого высокочтимого человека того времени. Моя мать этим хвасталась, я знал, что он мой отец. Такое родство наполняло меня самодовольством. Мой названый отец затеял пиры, чтобы явить особую любезность моему настоящему отцу. Я, изнемогая от гордости, старался как можно чаще попадаться на глаза именитому гостю. Я следил за ним: он был хорош собой, и я размышлял, стану ли таким же прекрасным, как он; он выставлял напоказ длинные волосы, великолепную бороду и обильную растительность на торсе; и я надеялся, что все это унаследую. Его голос гулко отдавался в барабане его груди, и я трепетал при мысли, что у меня будет такой же. Я ни на шаг не отходил от него. Кроме того что это был мой отец, он воплощал собой мой идеал, моего Бога, моего кумира. Панноам спокойно мирился с тем, что я так липну к нему. Он жил в отдельном доме, который Азриэль отводил особо важным гостям. Как-то вечером Панноам предложил нечто такое, что я аж затрясся от удовольствия. «Дерек может спать со мной?» Азриэль согласился – он бы собственную супругу ему отдал. Когда я к нему пришел, Панноам предложил мне искупаться вместе с ним. Служанка принесла кувшины с кипящей водой и вылила ее в дубовую бочку. А он добавил туда молоко ослицы: «Это делает кожу нежнее». А я, дурачина, с восхищением впивал его слова, точно нектар. Как только температура стала приятной, он разделся. Я еще прежде видел десятки людей без одежды, но зрелище моего обнаженного отца потрясло меня. Стать таким! Сильным, крепким, мужественным. Я был точно пьяный. Заметил ли он это? Но он и впрямь напоил меня. Панноам прихватил бурдюк, и мы вошли в парильню. От первого глотка вина я закашлялся и сплюнул. Он поморщился. «Веди себя как мужчина». Тогда я выпил. Я пил без удержу. Я доказывал ему свою силу. А пил ли Панноам? Мне показалось, да. Когда я начал путать слова, впадать в блаженное состояние, засыпать, он открыл второй бурдюк и заставил меня продолжать. «Веди себя как мужчина». Вскоре я потерял сознание. И тогда он наконец сделал то, для чего пришел.

– Что?

– В середине следующего дня я проснулся в постели. Меня разбудила острая боль. Я посмотрел на низ живота. Там были пропитанные кровью тряпки. Раздираемый болью, я завопил. Прибежал Азриэль. Увидев, в каком я состоянии, он стал звать Панноама. Служанка сообщила моему отцу, что на заре Панноам забрал свои вещи и без лишних слов покинул жилище. Азриэль склонился ко мне, поднял простыню и увидел, что произошло.

– А что произошло?

– Панноам оскопил меня.

– Что?

– В бане, воспользовавшись моим пьяным забытьем и жарой, которая размягчила мою плоть, он надрезал мне мошонку и вынул оттуда яички.

Я в ужасе отпрянул.

– Но… но зачем?

Дерек приоткрыл глаза и выдержал паузу.

– Чтобы уничтожить меня. Чтобы я был осмеян, поруган, опозорен и проклят на всю жизнь. Чтобы быть уверенным, что я буду его ненавидеть, что я вырву его из своей памяти. Кто хочет быть сыном отца, который совершил такое?

Его взгляд уперся в меня. Я опустил глаза.

Он продолжал:

– И сделал он это со мной прежде всего ради тебя.

– Что?

– Чтобы уладить проблему наследования. Чтобы ты остался его единственным сыном. Чтобы передать тебе власть. Ради тебя, Ноам, ради тебя.

* * *

Посреди ночи раздался всплеск завернутого в саван и брошенного за борт трупа Дерека.

Хотя никто как будто не испытывал желания присутствовать, этого события ждали. Едва судно избавилось от нечестивца, все уснули.

Когда я вернулся, Нура запретила мне лечь рядом с ней.

– Иди в комнату Дерека.

Не склонный затевать ссору, я повиновался.

Не знаю, задремал ли я или же пребывал в постоянном оцепенении. Под моими закрытыми веками проходили картины, которые Дерек навсегда запечатлел в моем сознании. Невинный мальчик. Безжалостный и холодный Панноам. Оскопление в бане. Окрашивающееся красным опаловое молоко ослицы. Невыносимая боль при пробуждении. Осуждение на жизнь вне жизни. Это разоблачало новую личину моего родителя: следствием его каприза стало зачатие ребенка, отцовская воля породила монстра. И снова я попытался набросать последовательный, продуманный портрет Панноама. Мне это не удалось. Я видел в нем только преступника. От которого я произошел. «Кто хочет быть сыном отца, который совершил такое?» И ему я был обязан своей властью. «Ради тебя, Ноам, ради тебя».