Потому что ты мой

Отмахнувшись от укола разочарования, Ноа стал пить кофе. Родители обращались с Уайаттом осторожно, как с фарфоровой статуэткой. Брату же шли на пользу порядок, физическая активность, постоянство и определенная социализация. Ноа постоянно предлагал родителям сделать то или другое, записывал брата к специалистам, рекомендовал для него такой же план работы, как для своих учеников, но родители пропускали все мимо ушей.

Увы, Ноа не жил в Филадельфии, а значит, не мог больше советовать, как лучше. Потягивая кофе, он с горькой иронией подумал о том, с какой бережностью подходил к своим ученикам, расписывая работу с ними с учетом мельчайших личных особенностей. Меж тем самый важный для него человек, будто птица в клетке, прозябал в этом перенаселенном городе, в этой тесной квартирке.

– Мам, нужно расширить круг его занятий. Важно, чтобы Уайатт все время пробовал что-то новое, иначе закоснеет.

Пальцы матери сжали яйцо с такой силой, что казалось, скорлупа вот-вот треснет.

– Знаешь, Ноа, мы и так стараемся. У мальчика все хорошо.

Ноа поставил кружку.

– Вот как? Уверена?

Весь взъерошенный, в дверях показался Уайатт и приветственно помахал рукой.

– А вот и наш именинник! – радостно воскликнула мать.

– С днем рождения, приятель. Каково чувствовать себя сорокалетним?

Уайатт замер на пороге и одернул футболку.

– Мне не сорок, а примерно двадцать три. Ты на восемь лет старше, так что тебе тридцать один. И, по мне, ты глубокий старик.

– Не хорони меня раньше времени. – Соскочив с высокого табурета, Ноа полез в сумку за билетами. – У меня для тебя сюрприз. Присядь.

Уайатт залез на тот же табурет.

– Сюрприз! Давненько мне их не делали! – Он метнул многозначительный взгляд на мать. – Давай его сюда.

– Закрой глаза и вытяни лапы вперед.

Уайатт подчинился. Мать по ту сторону стола нервно вытирала руки о кухонное полотенце. Ноа положил билеты в подставленные ладони и стал ждать, пока глаза Уайатта сфокусируются на мелком шрифте.

– Знаешь, что это?

– Билеты. Это билеты.

– Да, но что за билеты, знаешь?

Уайатт прищурился и воскликнул:

– На SNL, да?

Его взгляд метнулся от Ноа к матери, чуть промахнувшись мимо цели.

– Мы что, и вправду поедем на шоу? В Нью-Йорк?

Ноа улыбнулся, чувствуя, как в сердце просыпается нежность.

– Только ты и я, приятель. Ночь в городе.

– На мой день рождения? – Сжимая билеты, Уайатт весь дрожал от возбуждения.

– На твой день рождения.

– То есть сегодня? Ведь у меня день рождения сегодня?

– Точно. Потому я и приехал. Хотел сделать тебе сюрприз. – Ноа еле удержался от самодовольной улыбки в адрес матери. Родителям никогда не удавалось так осчастливить брата. Почему они никогда не делали ему неожиданных подарков? Почему держали вдали от мира?

Уайатт подскакивал на табурете, как пятилетний, царапая линолеум деревянными ножками. Мать, поморщившись, собралась было его остановить, но вмешался Ноа.

– Знаешь что? Почему бы тебе не одеться. Сходим поиграем в баскетбол. Играл раньше?

Уайатт метнул на мать еще один взгляд, словно баскетбол, в который он раньше играл ежедневно для лучшей координации движений руки и глаза, стал для него чем-то столь же необычным, как билеты в руке.

– Если давно не практиковался, ничего страшного. Собирайся, поедем покидать мячик. В честь твоего дня рождения. Поиграем, а потом где-нибудь пообедаем, а? Мама, ты не против?

Мать отвернулась к столу, не давая прочесть выражение своего лица.

– Конечно.

Брат соскочил с табурета и, потрясая билетами, закричал, что едет в Нью-Йорк.

Мать повернулась, уперла руку в бедро.

– Ты слишком щедр, Ноа.

Он пожал плечами:

– Моему брату исполняется двадцать три только раз в жизни.

– Послушай…

В комнату с газетой под мышкой вошел отец.

– Чему это так радуется наш именинник?

– Билетам на шоу SNL, – ответила мать, выкладывая на тарелку яичницу. – Ешь давай, не то остынет.

Она сунула сковородку под воду, и над раковиной с шипением поднялся пар, затем вытерла руки и вышла из кухни. Отец, натужно улыбаясь, взялся за вилку.

29 Ноа

После долгого дня с братом Ноа почувствовал себя так, словно никуда не уезжал. За то время, что они были в разлуке, он успел подзабыть их тайный язык и то, как трудно порой понимать Уайатта. Его разум походил на дико сложную головоломку, решать которую Ноа когда-то так любил. Он подрастерял форму, но не окончательно. Вернувшись в квартиру, оба приняли душ, переоделись и прошли в гостиную к праздничному столу. Уайатту пропели «С днем рождения», а затем он задул свечи на ванильном торте из любимой кондитерской. Нарезав покрытый ярко-синей глазурью торт, мать протянула имениннику маленький квадратный кусочек.

– У тебя губы синие, как черника, – сказал ему Ноа.

– У тебя тоже, – ответил Уайатт.

– Вы ничего не забыли? – спросила мать, ковыряя глазурь пластиковой вилкой.

– Билеты на месте. Уайатт тоже. Вроде все взял. – Почувствовав ее тревогу, Ноа добавил: – Уайатт, скажи родителям, что мы будем паиньками.