Потрясти сахарное дерево (ЛП)

собственный лад при поддержке общества, и где соседи терпимо относятся к ним. Обычно это

незаселнные и пустующие дома в городах, либо усадьбы в лесах вдали от цивилизации.

— Что не так прямо здесь и сейчас?

— Если бы другие люди позволили мне жить своей жизнью, вс было бы не так

плохо.

— Почему тебя это волнует?

— Из-за семьи. Не могу убить их добротой. Не могу воспользоваться молотком,

хотя бы потому, что от этого будет чертовски большой беспорядок. Уборка —

настоящая сука, мне ли не знать. Так что ты просто вроде как застреваешь с ними. В

любом случае, это напоминает мне о разнице между северной сказкой и южной

сказкой.

— Что это такое? — спросил он.

— Северная сказка начинается со слов: "Жили-были" и вс такое. В южной мы

начинаем со слов: "Вы не поверите в это дерьмо!"

Он рассмеялся.

— Эй, — внезапно произнс он.

Его удочка дрнулась.

— У тебя клют, — сказал я.

— Хорошее дело!

Глава 38

Отец Гиндербах

В воскресенье утром мы отправились обратно, совершая лишний объезд на

квадроциклах через лес, так как Джексон уже решил, что ему нравится кататься, и

захотел провести побольше времени на колсах.

К десяти мы были вымыты, одеты и готовы пойти с мамой к половине

одиннадцатого на мессу в церкви Святого Франциска в Нью-Олбани. Джексон никогда

не был на мессе, поэтому не знал, чего ожидать. Дед больше не ходил на мессы,

открестившись от тех, кого называл "проклятыми безбожными католиками".

Хоть у меня и было много тплых воспоминаний о церкви Святого Франциска, в

целом это была однообразная сцена мучительного заламывания рук и бесконечных

нравственных головоломок.

Мы нашли пустую скамью. Мама села с одной стороны, Джексон — с другой.

Мы с Ноем немного постояли на скамейке для коленопреклонения, произнося

молитвы, ведя себя набожно. На самом деле я не читал молитвы, просто соблюдал

формальности и надеялся, что какой-то Бог, который был там наверху, был добрым и

милостивым Богом, а не ужасным старым мудаком, который раньше пугал меня до

смерти, а теперь только навевал скуку.

На нас смотрели. Много смотрели.

Моя мама была счастлива, что на Ноя смотрят, и тихо переговаривалась, когда

подходили е друзья и знакомые, устраивая суматоху из-за него. Однако то, что она

получает взгляды посторонних из-за близости со мной: мужчины с длинными

волосами, неподобающим поведением, отсутствием всяческого уважения, а еще и в

101

Потрясти сахарное дерево. Ник Вилгус

компании симпатичного парня, который сидел рядом и явно чувствовал себя не в

своей тарелке, ее радовало куда меньше.

То, что я педик, стало обычной новостью, которую должны были узнать все

прихожане. Вс остальное дополняли их воображение и возмущение. Глаза, которые

смотрели на меня, кажется, желали, чтобы я каким-то образом взял себя в руки,

перестал заниматься сексом, быть мальчиком-геем и позорить свою бедную маму и

семью. Возможно, я читал в них больше, чем там было. Возможно, нет. Ощущения

отрицания не появилось.

Однако, младшие члены церкви Святого Франциска были несколько иного

склада ума, и некоторые из них улыбались мне. Некоторые улыбки были веслыми,

ободряющими или просто дружелюбными. Некоторые — выражали любопытство.

Я был счастлив видеть суматоху вокруг Ноя. Мы приходили достаточно часто,

чтобы большинство постоянных прихожан узнавали его, замечали, или хотя бы

слышали о нм. Не нужно быть гением, чтобы понять, кто он, с задержкой роста,

лишним мизинцем, случайным гудением или криком. Ещ у него были синяки под

глазами, которые легко можно распознать, будто он не получал достаточно витаминов

или мало спал. Когда сын открывал рот и демонстрировал проблемные зубы, второй

ряд вдоль нижней челюсти — на все вопросы находились ответы.

— Миссис Оппи сказала мне, что е дочь называет Ноя «Мальчик, который

выжил», — прошептала мне мама и неодобрительно нахмурилась.

— Это отсылка к Гарри Поттеру, — объяснил я.

— Вс равно, — ответила она.

Перед мессой новый священник, отец Гиндербах, прошл к алтарю и по-

особенному поприветствовал Ноя. Я ещ не слышал этого священника. Маме он

нравился, что могло означать только то, что я возненавижу его. Но он удивил меня,

повернувшись к Ною и идеально заговорив на языке глухонемых:

Добро пожаловать, Н—о—й. Мы счастливы, что ты пришл.

— Хах! — счастливо прогудел Ной. Он повернулся посмотреть, видел ли это я. Я

ободряюще улыбнулся.

Спасибо, — прожестикулировал он в ответ. — Я люблю Иисуса! — добавил он,

используя специальный жест для "Иисуса".

И он любит тебя, — ответил священник.