— Твоя семья действительно доставляет хлопоты, — признался он.
— У них бывают свои моменты, — признал я.
— Они умрут, если окажут больше поддержки?
— Вполне возможно.
— Просто жизнь здесь такая странная. Все эти разговоры о религии, все эти
церкви, все эти фанатики...
— Жизнь идет своим чередом, — сказал я.
— Что это значит?
— Ничего не поделаешь.
— Меня это пугает, — тихо сказал он. — Я не привык жить в таком окружении.
Я заметил, что мои друзья в больнице никогда не говорят о политике. Я недавно
116
спрашивал, что они думают о реформе здравоохранения Обамы. Они даже не знают,
что это, но уже ненавидят это, и я думаю, что это самая ужасная вещь в мире. В этом
так много невежества.
— Мы прилагаем все усилия, чтобы быть глупейшими, жирнейшими и
беднейшими, — отметил я.
— Я много читал об этом, — сказал он. — Беднейший штат, наименее
образованный, жирнейший, наименее здоровый, вс такое. Я не совсем понимал, что
они имеют в виду, но Боже, это правда. Не понимаю, почему люди здесь живут.
— Это наш дом, — сказал я.
— Я не это хотел сказать.
— Я знаю, что ты хотел сказать, — ответил я.
— Тебя это не беспокоит?
— Конечно, беспокоит.
— И?
— Что ты хочешь, чтобы я с этим сделал? Так было сотни лет. Вс меняется с
младшим поколением, благодаря Фейсбуку и интернету. И Миссисипи очень
изменился, даже с тех пор, как я вырос. Но здесь другое прошлое. Оно будто никогда
не исчезает. Мы хотим, чтобы прошлое ушло, но этого не происходит.
— Почему нет?
— Откуда мне знать, чрт побери? Может быть, люди просто по-настоящему не
хотят перемен.
Он медленно покачал головой.
— Вс не так плохо, — сказал я. — Психи из правого крыла самые горластые, но
они никого не представляют, никоим образом. Около половины штата голосовало за
Обаму на прошедших выборах, не только чернокожие, но и много белых, и
латиноамериканцев, и всех остальных. Попробуй продать Митта Ромни* кучке
баптистов и посмотри, к чему это приведт.
Он коснулся моей губы, снова проверяя свою работу.
— Если бы не ты, думаю, я бы собрал вещички и уехал обратно в Бостон, — тихо
проговорил он.
— Таких людей, как я, много, — сказал я.
— Они не такие симпатичные, как ты.
— Что ж, и правда нет.
— Я хочу поцеловать тебя, — сказал он, проведя носом по моей щеке.
— И это вс?
— Нет, — признался он. — Но я должен идти.
Я проводил его до двери, молча стоял, пока он целовал меня в щку, а затем
наблюдал, как Джек исчезает в ночи.
117
Глава 42
Во вторник вечером мы повезли Джексона в Фэйр-Парк в центре города, чтобы
увидеть вновь воздвигнутую статую Элвиса, которой мы весьма гордились.
— Если мы решим, что ты нам действительно нравишься, то возьмем тебя на
родину Элвиса Пресли, — сказал я, пока мы платили дань Королю, щурясь от его
блестящего металлического великолепия в убывающем солнечном свете.
Большая часть парка принадлежала нам одним, за исключением парочки
родителей со своими детьми, которые сидели на качелях. О самом парке мало чего
можно было сказать. «Сити Холл» свысока смотрел на свою маленькую коллекцию
качелей, едва пробивающиеся деревья и оборудование для игровой площадки. Там
были железные скамейки, чтобы посидеть, несколько столиков для пикника и
бетонные пешеходные дорожки для прогулок.
— Здесь был Элвис, — с улыбкой сказал Джексон. — В смысле, он правда здесь
был. Но я не могу сказать, что когда-либо был его фанатом.
— Прости, что? — сердито произнс я.
— Ну, ты же знаешь.
Я прожестикулировал Ною:
— Плохой! — воскликнул Ной.
Джексон состроил гримасу.
— Нельзя жить в Тупело и не любить Элвиса, — сказал я. — Только если не
хочешь повиснуть на дереве магнолии.
— Да?
— Это как поехать в Долливуд* и оскорбить Долли Партон. А этого тебе и здесь
делать не следует, потому что фанаты Долли Партон выцарапают твои симпатичные
глазки своими накладными ногтями.
— Да здравствует Король! — воскликнул Джексон, кланяясь перед Элвисом. —
Это достаточное проявление "любви"?
— Так-то лучше, — сказал я. — По крайней мере, ты привнс интереса в игру.
Он не единственный знаменитый человек Магнолиевого штата.