— Идм, — сказал я Джексону, чувствуя себя безрассудным, счастливым,
смелым.
— Ты уверен? — спросил он, его глаза расширились, пока он оглядывался на
присутствующих, что на нас пялились.
— Конечно, — ответил я.
Я взял его за руки, и мы станцевали жалкий, но исполненный благих намерений
тустеп*. Слышалось много смеха от наблюдающих за нами гостей, но ровно до того
момента, пока к нам не присоединился Ной, держа нас за руки и подражая нашим
движениям. Все замолкли.
— Они смотрят на нас, — прошептал Джексон.
Я улыбнулся.
Затем внезапно многие поднялись на ноги и присоединились к нам.
Кики увела Ноя, и они танцевали так, как могут танцевать только глухие дети.
К действию присоединились дед и миссис Хамфрис.
Когда из динамиков донеслась "Милый дом Алабама", происходящее стало еще
чуточку безумнее.
Я обнаружил, что танцую в объятьях Джексона, глупо ему улыбаясь.
— Должно быть, для тебя это полный ад, — сказал я. Без сомнений, он привык к
более элитным, утончнным видам развлечений.
— Думаю, это замечательно, — ответил он. — Я годами так не веселился.
Появилось нечто другое в глазах, которые смотрели на нас. Впервые там было
принятие и, что достаточно странно, равнодушие, будто я наконец достиг того этапа
166
своей жизни, когда мои особенности стали таким обычным явлением, что больше не
стоили того, чтобы их замечали.
"К этому я мог бы привыкнуть", — подумал я.
Глава 65
Вечером, после того, как все гости ушли, мы расселись по своим машинам и
караваном поехали в центр Нью-Олбани, чтобы посмотреть на фейерверки, как делали
каждый год.
Я уселся на край тротуара, в то время как Ной сел у меня между ног. В конце
концов, как я всегда ему говорил, это были "его" фейерверки, запускаемые только в
честь его дня рождения. Джексон сидел слева от меня, Билл — справа, его сын Эли
сидел у него между ног. По большому счту мы были тремя отцами,
наслаждающимися фейерверками.
— Хорошая получилась вечеринка, — сказал я Биллу. — Спасибо.
— Он того стоит, — сказал Билл, бросая взгляд на Ноя.
— Если бы ты не любил его, то не лез бы вон из кожи, — отметил я.
— Он хороший ребнок, — сказал он, ловко обходя мою точку зрения, которой я
хотел дать ему знать, что понимаю, что в сердце он действительно желал моему
ребнку лучшего, несмотря на всю его высокопарность и религиозную чушь.
— Почему ты меня ненавидишь? — спросил я.
— Я не ненавижу тебя, Вилли, — сказал он, глядя на меня.
— Иногда так не кажется, Билли.
Он ничего не сказал.
Как раз когда я подумал, что отвечать брат не собирается, он прочистил горло.
— Меня это пугает, — тихо произнс он. — Я не знаю, почему ты пошл по
этому пути. Я не понимаю этого, Вилли. Действительно не понимаю. Зачем тебе
выбирать такое?
— Это не выбор, — отметил я.
— Выбор, — сказал он.
— Ты выбирал, чтобы тебе нравились девочки, когда рос?
— Это просто произошло.
— Так, может быть, со мной это тоже просто произошло, но произошло немного
иначе?
— Это не просто произошло, — сказал он. — Ты выбрал это, Вилли.
— Но я не выбирал. Я просто решил быть честным.
— Тебя не влечт к женщинам?
Я покачал головой.
Выражение его лица говорило, что это не может быть правдой.
— А тебя влечт к мужчинам? — спросил я.
— Конечно, нет.
— Если это выбор, как ты говоришь, почему ты не можешь просто выбрать,
чтобы тебя влекло к мужчинам, как меня?
— Не неси чушь.
167
— Ты несшь чушь. Вс не так сложно. Большинству парней нравятся девушки,
но некоторым из нас нравятся другие парни. Просто такова жизнь. Разве мы обязаны
все быть одинаковыми?
— Нет.
— В чм проблема?
— Это мерзко, Вилли.
— Что мерзкого в том, что два человека любят друг друга?
— Не знаю, — признался он. — Просто это так.
— А я знаю, — немного настойчиво произнс я. — Ты фанатик, Билли. Тебе не
нравятся гомосексуальные люди. Это нормально. Но это твоя проблема, не моя. Я не
могу ходить и притворяться, что мне нравятся девушки, потому что ты считаешь
мерзким мою честность. Если бы ты хоть немного уважал меня, то не просил бы меня
этого делать. Ты бы позволил мне быть тем, кто я есть, и переступил бы через себя.
— Я пытаюсь понять, — сказал он. — Тебе придтся дать мне время.
— Я по-прежнему твой младший брат. Вс тот же человек, которым был всегда.
— Мой маленький кусок дерьма, — сказал он, но не со злостью.
— А ты мой большой кусок дерьма, — с улыбкой добавил я.