Мила надела туфли и наконец-то обошла Себа. Она уже успела заказать такси по телефону, когда спустя несколько минут Себ догнал ее на дорожке.
Он что-то еще говорил, пытаясь добиться от Милы ответа, но она уже не обращала внимания. Переживая такую боль, что хотелось кричать, она из последних сил сдерживала слезы.
В понедельник Себастьян распахнул плечом дверь в магазин Милы, держа в руке поднос с кофе, купленным навынос. У прилавка стояла Шери. Ее богемный образ дополняли винтажная подводка для глаз и фиолетовые волосы.
Шери улыбнулась, приветствуя Себа, а когда он поставил перед ней кофе, ее губы растянулись в улыбке еще шире.
— Классно! — воскликнула она. — Спасибо. Мила — в мастерской.
Мила аккуратно задвигала поднос с глиняными изделиями в большую печь для обжига. Она взглянула на Себа, но мельком, так, что он не успел понять, рада она его видеть или нет.
Похоже, нет.
В минувшие выходные она не отвечала на его звонки.
— Мила… — начал Себ, но она остановила его, вскинув руку:
— Подожди секунду.
Себ подождал, пока она закрыла тяжелую дверцу и нажала несколько кнопок на электронном экране. Печь в ответ весело пискнула.
— Да? — закончив, спросила Мила.
По-прежнему избегая смотреть на него, она подошла к раковине помыть руки.
— Я недоволен тем, как закончился наш выход в пятницу.
Мила пожала плечами:
— Какая жалость. — Ее взгляд сосредоточился на подносе с кофе. — Сколько я должна тебе за кофе?
— Нисколько. Я здесь не только для того, чтобы угостить тебя кофе.
— Правда? — Она повернулась и оперлась о стойку раковины. На ней были надеты черные джинсы в обтяжку и длинный рабочий халат, как у художников, щедро забрызганный глиной и глазурью.
На ее ногах красовались лишь вьетнамки, и внимание Себа привлекли ярко-красные ногти. Они навевали нежеланные воспоминания о босых ногах на пляже, зарывавшихся в песок, пока они с Милой сливались в поцелуе.
— Так чего же ты хочешь?
Голос Милы звучал резко и прямо — как у той Милы, к которой так привык Себ. Не сломленной или брошенной. Он никогда не видел Милу такой, как на том пляже, даже в подростковом возрасте.
Он не хотел видеть боль Милы. Не хотел причинять ей боль.
— Я хочу объясниться, — сказал Себ.
— По-моему, я предельно ясно дала понять, как впредь будут протекать наши отношения, — заявила Мила.
Теперь она неотрывно смотрела на него. Ее большие голубые глаза сверкали.
— Я не хочу быть просто очередным забытым знакомым в списке твоих друзей.
— Ты хочешь, чтобы я была реальным другом? — с убийственным спокойствием поинтересовалась Мила. — С которым можно встретиться за ланчем, для кого можно купить кофе… И поболтать о текущих делах и прочей чепухе?
Себ кивнул, хотя понимал, что ни к чему хорошему это не приведет.
— И ни при каких обстоятельствах не целоваться на берегу, верно? Чтобы мы оба были кристально чистыми.
Себ окончательно растерялся.
— Ты хотела, чтобы это произошло? — искренне удивился он.
Себ не позволял себя размышлять над тем, что случилось, и напряженностью между ними, висевшей задолго до того поцелуя. Он лишь понимал, что этого не должно было произойти вообще.
— Нет, — ответила Мила. — Не хотела.
Она произнесла это твердо, пронзая его столь же твердым взглядом. Но что-то было не так. В ней сквозила уязвимость, заставившая Себа пуститься в пространные объяснения:
— Я просто не могу пойти на это, Мила. И не только с тобой — дело вообще не в тебе. Речь обо мне и о том, каким дрянным мужем я был. Это доказывает, что мне не стоит заводить отношения, я в них ужасен. Я лишь наломал бы дров и причинил тебе боль, точно так же, как поступил со Стеф. Обидел бы тебя и тоже потерял… Этого я бы не вынес!
— Это был всего лишь поцелуй, Себ, не более того, — произнесла Мила с тем же неумолимым спокойствием. — Незачем рассуждать об отношениях.
— Мила…
Она покачала головой:
— Ты был прав. Это — ошибка.
— Так почему же…
— Почему мы не можем быть друзьями? — подхватила она. — Потому что это — трата времени впустую. Такая же, как ответы на звонки моего отца. Или обычно люди находят время для тех, кто им важен. Многие годы мы не находили времени друг для друга. И знаешь что? Мне по барабану все эти отговорки!
— Я не такой, как твой отец, Мила, — сквозь зубы процедил Себ.
— Ты прав, — согласилась Мила. — У тебя нет абсолютно никакой причины чувствовать себя виноватым за уход.
— Я никуда не ухожу.
Мила грустно улыбнулась.
— Ты уже ушел. Как и я. Неужели ты не понимаешь?
Казалось, будто чья-то рука безжалостно прорвала его грудь, крепко сжав сердце. Себ не мог потерять и Милу. Не мог.
— Больше пятнадцати лет мы были почти неразлучны. И пусть потом отвлекались на дела, ленились общаться — а я к тому же погрузился в свое горе, эгоистичный дурак! Это не перечеркивает нашу дружбу. Ведь до смерти Стеф ты не считала, что наша дружба закончена. Что же изменилось сейчас?
Себ никак не мог в это поверить. Да, он провинился, сделал ей больно. Но ведь попросил прощения! Мила и сама понимала, что он был охвачен горем.
— Почему ты так сильно этого хочешь? — спросила Мила.