Поцелуй среди песчаных дюн

Она не ответила на его вопрос, но Себ знал, что давить нельзя. Один намек на настойчивость — и он потеряет ее навсегда.

При мысли о том, что он никогда больше не увидит Милу… Ему стало больно. В прямом смысле слова: горло сдавило, плечи сковало напряжением.

— Ты нужна мне, Мила, — срывающимся голосом произнес Себ.

Других объяснений у него не было. Он ненавидел себя за то, что откладывал встречу с ней, когда вернулся в Перт, откладывал извинения. Но самонадеянно считал, что Мила всегда будет рядом. Что они вернутся к былой непринужденной дружбе.

Он ошибался.

Этого не произошло. И их дружба перестала быть непринужденной.

И все-таки Мила была ему нужна.

Она подошла, потянулась к подносу с кофе, — а Себ и забыл, что все еще держал его… Картонные чашки угрожающе наклонились, но Мила благополучно выдернула их и кивнула куда-то за его спиной.

— Поднос можно выкинуть в мусорное ведро вон там.

Он повиновался, а когда вернулся, Мила стояла на прежнем месте. Она протянула ему кофе, слизнув со своих губ молочную пенку.

Себ взял чашку и отпил. Но, сосредоточенный на реакции Милы, так и не ощутил вкус крепкой черной жидкости, обжигавшей язык. Он сделал глоток, но это не ослабило удушающий спазм горла.

— Хорошо, — сказала Мила. — Ладно.

Еще некоторое время они стояли в полной тишине.

В итоге Мила улыбнулась.

А Себ наконец-то обрел способность дышать.

Чуть позже на этой неделе они снова играли в теннис.

Идею подала Мила, хотя нельзя было сказать, что она с нетерпением ждала этого матча.

Себ приехал первым. Он уже вышел на корт, но отвернулся, прижимая телефон к уху, когда на парковку въехала машина Милы.

Он был одет точно так же, как во время их прошлой игры, и, как тогда, восхищал прекрасной физической формой.

Мила тоже оделась, как в прошлый раз: майка и теннисные шорты до середины бедра. Ее костюм был практичным и спортивным. Ничего больше. Отныне — никаких двусмысленностей и осложнений. Они с Себом друзья. Только и всего.

Схватив теннисную сумку с заднего сиденья, она вылезла из машины и направилась к корту.

В понедельник, увидев боль и отчаяние Себа, Мила вдруг осознала, что не может отвернуться от него. Значит, требовалось разработать план: как поддерживать Себа, одновременно борясь с нежеланным, сбивающим с толку влечением к нему.

Мила так и не ответила на вопрос Себа, почему они не могут просто продолжать дружить. Но не потому, что не понимала причин этого.

Ее мучили угрызения совести. Желание хранить преданность Стефани и тот факт, что юношеское обещание подруге по-прежнему находило отклик в душе Милы. Но она отмахнулась бы от чувства вины, если бы Себ не счел их поцелуй ошибкой, если бы целовал ее снова и снова…

Она очертя голову бросилась бы туда, куда влек их этот поцелуй.

Осознание этого и уязвляло, и ужасало.

Влечение к Себу было таким неодолимым, что Мила забыла все горькие уроки своей жизни. Те, что преподал ей отец, — а еще и бывший жених. И даже то, чему научил ее четырнадцатилетний Себ.

Тому, как больно, когда тебя отвергают. Нестерпимо больно.

Сколько раз она твердила себе, что больше этого не допустит?…

— Мила!

Себ расплылся в улыбке, опуская телефон.

— Извини. Звонок по работе.

Мила улыбнулась в ответ. Находясь рядом с Себом, она не могла не улыбаться. Но стоило помнить о том, что их общение должно протекать в русле «только друзья».

— Как прошел твой день? — спросил Себ, когда Мила поставила сумку рядом с сеткой.

Несколько минут они непринужденно болтали — о его новом проекте жилой застройки, о наборе учеников в ее очередной класс. Все это было очень мило. Так же мило, как их редкие эсэмэски последние несколько дней.

Себ больше не заскакивал с кофе. Видимо, предполагал — и небезосновательно, — что Миле требовалась дистанция. Но оставался на связи и всегда был готов поддержать общение.

И вот они снова оказались здесь — по разные стороны теннисной сетки.

После первого сета Мила начала расслабляться. Она выиграла тай-брейк — по ее мнению, весьма убедительно. «С незначительным перевесом», — с улыбкой настаивал Себ.

Чуть позже Себ взял брейк-пойнт на подаче Милы. Глубокий удар с отскока заставил Милу вытянуться за мячом, и ей удалась лишь слабейшая оборонительная «свеча» в ответ. Мяч полетел вверх, и Себ помчался к сетке, вскинув ракетку и готовясь к смэшу.

Он мельком взглянул на Милу и подмигнул — и это был такой на сто процентов самоуверенный, дерзкий Себ, что Мила громко рассмеялась.

А потом расхохоталась еще больше, когда из-за этого преждевременного самодовольства его ракетка рассекла лишь воздух, а мяч благополучно приземлился вне корта — слишком далеко.

Озадаченный, Себ застыл на месте, уперев руки в бока.

— Ровно, — радостно констатировала Мила.

Они снова покатывались со смеху, когда Мила притворилась, что бросает ракетку в приступе гнева после глупой двойной ошибки, а потом Себ смеялся над торжествующим воплем Милы.

Для победы Миле не потребовался дополнительный сет, и оба подбежали к сетке, чтобы пожать друг другу руки, — старая привычка, о которой Мила как-то не задумывалась.