Удивительная открытость миру и способность сестры быстро вычеркивать из жизни все плохое и тут сыграла свою роль: Надежда выглядела румяной, бодрой и вполне веселой.
— Ой, Васенька!.. Глеб Борисович мне столько всего интересного рассказал. Про тебя. Про Петербург. Как я рада за тебя!.. И как завидую… Дай обниму! — И, обхватив меня руками и стараясь не испачкать, одернула саму себя: — У бабули там «творч
— Вы. Это были вы, — громко сказал я, оборачиваясь к Гусеву. — Наводнение в двадцать четвертом.
Глеб Борисович дожевал оладушек и с нарочитой поспешностью, выдаваемой за чопорную деловитость, вставил:
— Уточните век. Так уж вышло, двадцать четвертый год весьма притягателен для катастроф в нашем городе.
— Тысяча девятьсот. Вы упоминали его при бабу… тете Рае. Я видел сон. Я… все видел. Это вы подстроили. — Я ни на грамм не сомневался в правдивости своих слов.
— Вась. — Надя мягко тронула меня за рукав. — Ты, главное, не волнуйся.
Звучало так, будто она готовилась озвучить мне смертельный диагноз.
Гусев усмехнулся:
— Не я. Так проявляется Знание. Более оно не даст тебе покоя.
— Но вы знали? — уже осторожнее попробовал я. — Что так случится… Поэтому и отправили спать.
— Догадывался, — не стал лукавить Гусев. — Зато как доходчиво, согласись! Город показывает тебе свои видения, о прошлом и иногда будущем, чтобы ты понимал, находил и предотвращал катастрофы разного масштаба. Другие сенсоры чувствуют подземные водные токи, умеют находить и латать раны Города, чтобы Тьма не вырвалась бесконтрольно на поверхность. Таких называют лозоходами.
Я подумал о Медине и ее тонкой усмешке, когда мы стояли возле стены «Севкабеля» в ожидании остальных.
Гусев меж тем продолжал — на этот раз тоном скучающего лектора:
— Медиумы видят заблудшие души Города, слышат их голоса, и для этого им не надо погружаться на Изнанку. Еще есть целители и психокинеты, работающие с памятью. Ну, а ты… Вас в НИИ ГИИС принято называть резонаторами. Если ты сядешь спокойно и внимательно послушаешь… — Гусев хотел сказать что-то еще, но его прервал внезапный грохот. На крыше металлически громыхнуло, звякнуло и тяжело заскользило с протяжным скрежетом.
Надя насторожилась:
— Что это?
— Позавчера ночью, после сна о метро, было то же самое!
Я кинулся к окну, дернул шпингалет, толкнул скрипнувшую от старости деревянную раму и высунулся наружу. В кухню ворвался ветер, забросил на стол край легкой занавески, смел несколько страниц из архива.
Я оттолкнулся от окна и устремился в коридор.
— Вась! — донеслось вслед тревожное. Надино.
— Все в порядке, — отозвался Гусев.
Мне бы его уверенность.
Наспех сунув ноги в ботинки и забыв о куртке, я сбежал по лестнице и с ходу навалился плечом на входную дверь. Тяжелая металлическая створка с наскока поддалась легче обычного. Наступив на собственные шнурки, я споткнулся и вцепился в дверную ручку, а затем услышал сдавленное шипение за границей видимости.
— Глаза разуй!.. — И удивленное на выдохе: — Ты?!
Выглянув из-за двери, Ярик раздраженно потер ушибленный лоб.
— Что ты здесь делаешь? Следил? — выдавил я, возвращаясь в вертикальное положение.
— Тот же вопрос. — Ярослав сумрачно оглядел парадную за моей спиной, задержался на мне, явно отметив отсутствие верхней одежды, все понял и хмыкнул. — У Судьбы и Города отличное чувство юмора.
На самом Ярославе поверх обычной куртки теперь была еще и огненно-красная расстегнутая ветровка с нашивкой в виде грифона — логотипом Института. Красный цвет. Как язык пламени. Или знамя.
— Я тут живу, — ответил я невпопад.
— А я… Вот. — Ярик постукал резиновой насадкой костыля по асфальту. Серое покрытие дыбилось уродливой трещиной. Основание ее, подобно стволу необычного дерева, тянулось из-под фундамента дома мимо парадной двери и дальше, к раскидистым кустарникам палисадника. — Как в подвале на фабрике. Только почему именно там, я еще могу понять — куклы. А тут…
— А мне только что сказали, что я один из этих ваших… Сенсоров, или как? — Я старался придать голосу как можно больше изумления, неверия и насмешки, в глубине души стыдливо осознавая, что на самом деле ищу в лице Ярослава поддержки.
— Тоже мне новость. Это стало ясно еще на фабрике.
Я не ответил, хотя колкая насмешливость Ярика была обидной. Вместо этого попытался перевести тему:
— На крыше странно грохотало. Пару минут назад. Слышал?
Слабая попытка провалилась.
— Лучше посмотри сюда. — Невозмутимо оставаясь на своей волне, Ярик указал на трещину. — Тут случился первый прорыв Исконной Тьмы. Мы тогда с братом дежурили. Должны были отправиться на инспекцию к Гавани, в клуб — тот самый «Freemason», как ты можешь догадаться, — но здесь на нас напали. И мы видели одного из пропавших детей, девочку.
— Позавчера?
— Именно. — В интонации, с которой это прозвучало, угадывался скрытый вопрос.