Потусторонним вход воспрещён

— Я вас слышал. Но проснулся слишком поздно. И не увидел.

— Там такое началось, что лучше тебе и не знать. Грифон спас меня просто чудом.

«Какой грифон?» — хотел спросить я, но придержал любопытство. Спросил другое:

— А как же девочка?

Ярик помедлил:

— Не знаю. Я хотел найти что-то здесь. Подсказку или… А наткнулся на тебя.

Может, и не зря наткнулся…

Я смотрел на трещину и лихорадочно соображал. Трещина из-под дома. Трещина в стене фабрики медицинских пособий. Трещина на станции метро, из которой сочилась темная вода.

— Черная вода. Под землей. Где камень, — произнес я. Хриплый голос вживленного в тело манекена репродуктора раздался в голове четко и ясно.

Ярослав замер. Уставился на меня — тревожно, ошеломленно, неверяще. Даже за плечи меня взял, разворачивая к себе, и пошатнулся. Вовремя подхватил выскользнувший костыль, чтобы тот не упал.

— Повтори, что ты сказал.

— Черная вода. В метро. Я только что видел это во сне. Гусев сказал, мол, видение. Ну как у многих ваших…

Глаза у Ярика стали в прямом смысле по пять копеек.

— Гусев?

— Ну да, — пожал я плечами. — Наверху. — И добавил зачем-то: — Чай пьет. С оладьями.

— Мне надо кое-что узнать. Если ты не против. — Не дожидаясь ответа, он оттеснил меня от двери и вошел в подъезд.

«А меня спрашивали?» — подумал я, но без раздражения. Скорее, с легкой усмешкой.

Правилами не-пользования лифтом в ранние часы мы, понятное дело, пренебрегли.

— Ой, — удивилась Надя, увидев нас на пороге кухни.

— И вновь привет, — рассеянно махнул ей Ярослав. — Глеб Борисыч, вас давно не видно у нас в гостях.

Гусев флегматично пожал плечами. А я заметил, что даже не удивился их знакомству. Существует, вероятно, некоторый предел способности к удивлению. Все вокруг знали больше, чем я. Возможно, даже Надя — не зря она такая веселая и взбудораженная: наверняка успела выведать у Гусева вагон и маленькую тележку с пригоршней историй.

— После моего отдаления от дел Института Маргарита Львовна не спешит делиться новостями.

— Глеб Борисыч, у меня к вам вопрос.

— А у нас, — возразил Гусев сварливо, — лекция по гипотетической истории. Присаживайся и слушай. Все вопросы в конце.

Ярик глянул на меня, затем на директора музея, но все же проковылял к столу и упал на стул. Парировал неохотно:

— Неподходящий час для лекций, не находите?

Надежда оглянулась на окно, и в этом движении я угадал незаданный вслух вопрос: «А сколько ж времени?»

Блеклые, водянистые, как прокисшая сметана, газовые облака едва разгорались на горизонте. В них едва ли прибавилась хоть капля света с момента, как мы переступили порог дома.

Неужели все произошло так стремительно? Встреча с бабулей и директором Русского музея, и разговор о Потусторонних, и сон?

Гусев меж тем выжидающе поглядывал на меня, даже не скрывая, что ему крайне интересно наблюдать за моей реакцией.

— Говорят, напротив: хорошая беседа способствует замедлению времени. — Директор поскреб вилкой по тарелке.

Повисло молчание. Слышно стало, как почти неразличимо скрипит паркет в соседней комнате — то ли бабуля решила пройтись, то ли невесомый дух дома или даже самого Времени заскользил по полу в своем полусонном бесконечном томлении.

Сделалось не по себе. Странное покалывание, как ощущение приближающейся сказки, скользнуло по спине. Я затаенно переводил взгляд с Гусева на ребят и обратно. Ярослав что-то усиленно соображал, покусывая изнутри щеку. Притихшая было Надя вдруг встрепенулась. Вскинула ладонь, похлопала по забытому на столе будильнику. Выдала сокрушенно и не совсем в тему:

— Опять сломался. Или батарейки…

Глеб Борисович хмыкнул и хитро прищурился. Ярик нахмурился. Глянул исподлобья и взял часы из рук Надежды. Покрутил.

— Не в батарейках дело. — Он снова покосился на Гусева. Тот загадочно улыбался.

Ярослав подтянул со стула свою сложенную куртку и, пошарив в кармане, вытащил на свет странного вида прибор. Продолговатый, зауженный с одного конца серебристый цилиндр напоминал обычный ртутный градусник, прозрачный спереди и матовый по задней стенке. Внутри поблескивала красной жилкой градуированная шкала. Конец прибора тихонько подрагивал.

— Зашкаливает, — обронил Ярослав, глянув на отметку. — Вы притянули сюда Изнанку.

— По косвенным признакам тоже можно было догадаться, — вздохнул Гусев.

Ярик хмыкнул.

— Что это? — сунула нос Надя.

— Фузеемер Кокса [54].

Надя изобразила понимание:

— Конечно. Я тоже о таком слышала… Дай потрогать!

— Смотри, не разбей, — предупредил Ярик.

Надежда увлеченно завертела незнакомый предмет, разглядывая его на свету.

Невольно проследив за ним взглядом, я тоже развернулся к окну и заметил наконец: сквозь кухонные занавески в окне угадывались все те же молочно-серые сумерки, которые мы с Надей застали по возвращении домой.