— Ну, а если и ударил когда, так что? Мой сын? Мой. Дай ему волю… И так вон мать признавать не хочет. Матерью не называет.
Ткачук совсем сбит с толку.
— Это почему? Почему он мать «матерью» называть не хочет?
Прокурор: — Не родная она ему, вот в чем дело. Родная умерла, оказывается.
— А-а… — понимающе произносит Ткачук.
Но прокурор явно не хочет, чтобы новая тема вплелась в их разговор.
— Ты вот что, Ткачук. Собирайся и езжай с участковым милиционером в Сельцо. Забери у гражданина Мороза сына этого вот гражданина Миклашевича. И передай ему лично. Все!
— Я думаю, что в этом надо разобраться, товарищ Сивак. Я знаю Мороза и думаю…
Но что он думает, Ткачук сказать не успевает.
— В этом разобраться может только суд! — резко говорит прокурор Сивак. — Закон на стороне законного отца! — Сивак делает многозначительную паузу. — Если каждый позволит себе самовольничать, то знаешь, что будет, Ткачук? Анархия. Мы обязаны соблюдать закон! Для этого и поставлены.
— Ну, что ж, закон есть закон, — говорит мрачно Ткачук и выходит.
У подъезда присутственного дома Ткачук, участковый и старший Миклашевич садятся в милицейский возок и уезжают.
Сельцовская школа. Дом с дымящейся трубой. Заиндевевшие деревья в аллее. Тихий снег падает неестественно декоративно. Окна дома. И, заглянув в окна, увидим ребят, занятых не программным обучением, а чем-то совсем другим. Художественной самодеятельностью. Художественная самодеятельность для этих детей — непривычное дело, и Мороз, пытаясь разрушить ложное стеснение, лезет из кожи. Он выступает в «Павлинке» во всех ролях, чем приводит детей сначала в сконфуженное недоумение, а потом вызывает у них открытый восторг и смех.
На этом смехе и появляется тройка из района.
Вначале ее никто не замечает. Все заняты представлением.
Дети смеются. Увлеченный происходящим, засмеялся милиционер. Чужой мужской смех все останавливает. Все поворачиваются к двери и видят приехавших.
Павлик при виде отца съеживается и прячется за Мороза, а потом за Бородича Колю.
Мороз идет к приехавшим. Ткачук за дверью объясняет ситуацию:
— Извини, Алесь Иванович, но у тебя проживает сын вот этого гражданина Миклашевича. Это противозаконно. Какникак, надо вернуть парнишку. Прокурор постановил. На стороне гражданина Миклашевича закон. Никуда не денешься.
Милиционер кивает утвердительно своей длинной маленькой головой. Сам Миклашевич-старший в довольном молчании. Мороз открывает дверь в класс:
— Павлик, иди сюда.
Мальчик, съежившись, как зверек, выходит к взрослым.
Ему страшно видеть рядом отца.
— Так вот, Павлик, поедешь домой. Так надо, — говорит Мороз, глядя поверх головы мальчика.
Павлик очень тихо:
— Не поеду. Я у вас хочу жить.
— Нельзя у меня, Павлик. По закону сын должен жить с отцом.
— Чтобы он снова дрался?
— Ты будешь жить с отцом и с матерью. Так велел прокурор.
— У меня нет матери.
На глазах Павлика слезы. Крупные и горькие.
— Я у вас хочу жить.
— Ничего не поделаешь, Павлик. Нельзя у меня. Вот если бы у тебя не было дома, если бы не было отца… это другое дело. А драться он больше не будет, — говорит Мороз и вопросительно и требовательно смотрит на старшего Миклашевича.
— Там видать будет. Как аукнется, так и откликнется, — внушительно говорит тот, глядя на сына. — А то распустился.
— Давай, Паша, одевайся. Он тебя больше не тронет, — говорит Ткачук.
Паша безнадежно взглядывает на Мороза, который прячет глаза.
Еще горше заплакав, Павлик идет в комнату Мороза. Все молчат. Выходит с сумкой и накинутом пальтишке. Отец крепко берет его за руку.
— Вы должны выполнить свое обещание, — говорит Ткачук в спину Миклашевичу-старшему.
По аллее, ведущей от школы, идут отец и сын. Отец крепко держит за руку сына. А на веранде стоят Ткачук, милиционер и Мороз.
Плохо Морозу. Детвора высыпала во двор и не смотрит на учителя. А отец с сыном уже довольно далеко отошли от школы и тут останавливаются. Отец тормошит за руку сына, который начинает вырываться. Но тщетно, отец одной рукой держа сына, другой снимает с кожуха ремень и начинает бить мальчика. Доносится плач Павлика. Детвора начинает громко роптать. Все поворачиваются в сторону взрослых.
— Алесь Иванович!
Две девочки-близнецы начинают плакать. Лена, глядя на экзекуцию, с каждым ударом вздрагивает, как будто ее бьет этот страшный ремень.
— Алесь Иванович, ему больно.
— Ух, ты! Как он его пряжкой…
— Да убегай же, Пашка! — сквозь зубы говорит Коля Бородач. Сказал и грустно с упреком посмотрел на Мороза.
А тот все смотрит на отца и сына, будто ожидая чего-то. Может быть, он ждет вмешательства милиционера, который стоит, переминаясь с ноги на ногу и не двигается с места?
Ткачук же отвел глаза в сторону на спокойно стоящую лошадь с бричкой. Лошадь помахивает хвостом.
Отец продолжает колотить сына у всех на глазах, что-то резко приговаривая.
И Мороз срывается с веранды!
Хромая, он бежит по аллее.
— Стойте, черт возьми! Стойте! — кричит он. — Сейчас же!
Прекратите избиение!