Поўны збор твораў у чатырнаццаці тамах. Том 9

— А может, не докладывать? — тихо заметил Маркин, бросив беглый взгляд на выход. — Молчат, и мы промолчим.

— Нет уж, спасибо. Будем докладывать как есть.

— Ну что ж, можно и так, — тут же согласился Маркин и снова склонился над тетрадью, которую он разлиновывал с помощью карандаша и шомпола.

— Значит, можно так и можно этак? — как бы самому себе задал вопрос Волошин, но ответил уже Маркину. — Нет, Маркин. Среди всех возможностей, которые предоставляет ситуация, на войне чаще всего выпадает самая худшая, плата за которую почти всегда — солдатские жизни. Трудно бывает с ней согласиться, но поиски путей в обход обычно приводят не только к конфликту с совестью, но и кое к чему похуже.

— Да я ничего, — смущенно повел плечами Маркин. — Я просто предложил.

— Из каждого положения есть три выхода, — поднял от шитья голову Гутман. — Еще Хаймович сказал…

— Помолчи, Гутман, — сказал комбат. — Не имей такой привычки.

— Виноват!

Волошин минуту помолчал, а затем тихо спросил, вроде бы между прочим:

— Вы, Маркин, в окружении долго были?

— Два месяца восемнадцать суток. А что?

— Так просто. В прошлом году я тоже вскочил. Почти на месяц.

— Так вы же с частью вышли, — не удержавшись, вставил свое Гутман.

Волошин посмотрел на него твердым продолжительным взглядом.

— Да, я с частью, — наконец сказал он. — В этом мне повезло. Хотя от полка, а командиром полка у нас был великолепный человек — майор Русов Иван Васильевич, осталось сорок семь человек, но было знамя, был сейф с партдокументами. Это и выручило. Когда вышли, разумеется.

— А у нас ничего не осталось, — дернул на плече полушубок Маркин. — Ни знамени, ни сейфа. Горстка бойцов, десяток командиров. Половина раненые. Кругом немцы. Решили выходить отдельно, мелкими группами, Пошли, напоролись на немцев. Неделю гоняли по лесу. Кору ели. Наконец, вырвались двенадцать человек. Смотрим, что-то больно уж тощие тут фронтовички. И курева нет. Едят конину. Слово за слово, — выясняется: так они тоже в окружении! Вот и попали из огня да в полымя. Еще припухали месяц…

— Это где?

— Под Нелидовом, где же. В тридцать девятой армии.

— Да, там невеселые были дела. Тридцать девятой хватало. Двадцать девятой тоже.

— А конникам Белова?

— Тех совсем немного осталось, — согласился Волошин.

— Неудачник я! — вдруг сказал Маркин, и Гутман с Чернорученко настороженно подняли головы. — Что пережил, врагу не пожелаю. В резерве встречаю товарища, вместе выпускались из училища, — два ордена, шпалы в петлицах. А я все лейтенант.

Волошин оперся локтем на ящик и искоса посмотрел на притихших бойцов.

— Напрасно вы так считаете, Маркин. До Берлина еще длинный путь.

— А! — махнул рукой Маркин, снова принимаясь за свое дело. — Мое дело линеить…

Не успел он закончить фразу, как где-то наверху с нарастанием завизжало, донеслось несколько слабых минометных выстрелов, и тотчас близкие разрывы всколыхнули землю. На солому, на печку с потолка сыпануло землей, огонек в фонаре вздрогнул, заколебав по стене горбатые тени. Вскочил разведчик. Чернорученко почти упал телом на телефонный аппарат, защитно обхватив его руками.

— Что за черт! — Волошин рванул палатку над входом.

Следом за ним, в одно мгновенье накинув полушубок и схватив автомат, юркнул в траншею Гутман…

…В ночных сумерках над пригорком густо мелькали туго натянутые нити трасс — оттуда, с высоты, через их головы к лесу. Очереди были длинные и крупнокалиберные: дуг-дутдуг донеслось с высоты.

Волошин, застегивая шинель, надевая портупею, кивнул головой ординарцу;

— А ну, пулей! Туда и обратно!

— Есть! — ответил Гутман, скрываясь в густеющих сумерках ночи. Выпустив пол-ленты, пулемет вдруг замолк. Стало тихо.

Только где-то в тылу за лесом от далекой канонады слабым отсветом вспыхивал край неба.

— Это артиллеристы-разини! Всегда они по ночам засветят, — с раздражением сказал Гутман.

Комбат не ответил.

Зашуршала палатка, пятно света от фонаря косо легло на стенку траншеи.

— Товарищ комбат, десятый! — сказал высунувшийся из землянки Чернорученко.

Внутренне поморщившись, Волошин взял из рук телефониста трубку, большим пальцем решительно повернул клапан.

— Двадцатый «Березы» слушает.

— Почему не докладываете? Что там у вас за артподготовка? Опять не выполняете правила маскировки?.. Але! Что вы молчите? Или заснули там? — рокотало в трубке.

И тогда Волошин позволил себе немного иронии, на которую майор Гунько обычно реагировал вполне серьезно.

— Стараюсь привести в систему ваши вопросы.

— Что? Какая система? Вы мне не мудрите, вы отвечайте.

— На столько вопросов сразу не ответишь.

— Плохой тот командир, который не умеет как надо доложить начальству. Надо на ходу смекать. Начальство с полуслова понимать надо.

— Спасибо.

— Что?

— Спасибо, говорю, за науку. И докладываю обстановку, — решительно перебил Волошин. — Противник продолжает укреплять высоту «Большая». Визуально отмечены земляные работы с использованием долгосрочного покрытия — бревен. Также продолжается…

— А вы воспрепятствовали? Или соизволили спокойно смотреть, как фрицы траншеи размечают?