— Никак нет! Стрелкового, товарищ генерал.
— На какого же черта тогда у вас шпоры?
Гунько в замешательстве передернул плечами, бросив украдкой взгляд в сторону Волошина, по лицу которого было видно, что он не очень сочувствует своему командиру полка.
— Вы бы лучше порядок у себя навели! — вскочил энергично генерал. И менее заботились о своем кавалерийском виде! А то у вас бардак в полку, товарищ майор!
Мало что понимая, майор стоял смирно и невинно смотрел в рассерженное лицо генерала.
— А ну, покурите там! — через плечо бросил бойцам генерал. Гутман, Чернорученко и боец в бушлате вылезли в траншею.
В землянке стало просторней, генерал отступил в сторону, и огонек тускло осветил немолодое, страдальчески напряженное лицо комполка.
— Какая у вас позиция? Где вы засели? В болоте? А немцы сидят на высотах! Вы что думаете, они вам оттуда будут букеты бросать?
— Я так не думаю, товарищ генерал! — сказал Гунько.
— Ах, вы не думаете? Вы уже поняли? А вы знаете, что все подъезды к вам простреливаются пулеметным огнем? Вот полюбуйтесь! — генерал ткнул пальцем в свой забинтованный лоб.
— Виноват, товарищ генерал, — только и нашелся ответить Гунько.
Волошин едва заметно улыбнулся.
Генерал, не встретив возражения, замолк, подошел к угасшей без присмотра печурке и начал толкать в нее разбросанный по земле хворост. В землянку повалил дым, генерал закашлялся, притворил дверцу.
— И вот он тоже виноват! — сказал генерал, повернув голову в сторону Волошина. — Он должен был взять высоту. А не сидеть в болоте.
— Мне не было приказано ее брать, — ответил Волошин.
— Вот он уже второй раз оправдывает свою бездеятельность отсутствием приказа, — поднялся генерал от печки.
Возле печки тут же оказался майор. В печи загудело, затрещало, все щели ярко засветились пламенем.
— По плану командующего высота в вашей полосе? — спросил генерал.
Командир полка поспешно схватился за свою полевую сумку.
— Так точно. Для меня включительно.
Немного суетливее, чем следовало, он достал из сумки испещренный знаками лист карты, и они склонились над ним в тусклом свете карбидки. Волошин молчал, с покорной готовностью подчиненного.
— Где же включительно? — выругался генерал. — На карте для вас исключительно.
— Так точно, исключительно, — поспешил подтвердить Гунько.
— Так что же вы путаете? Или вы не понимаете знака?
— Понимаю, товарищ генерал.
— Разгильдяи! — генерал отшвырнул карту. — Слишком о себе заботитесь.
Генерал страдальчески приложил руку к повязке.
— Надеюсь, товарищ генерал, ко мне это не относится? — не сдержался Волошин.
— Относится! — без промедления ответил генерал и шагнул к Волошину. — И к вам тоже относится! Вот мы разберемся, и будете завтра брать высоту штурмом. А то расположились мне, печки-лавочки.
Генерал уже сделал шаг к выходу, когда Волошин ответил:
— Судя по всему, высота шестьдесят пять ноль включительно для полосы соседней армии.
Генерал остановился. Его лоб под высоко надетой папахой резко белел в сумраке свежим бинтом.
— Ишь какой умник! Знает: соседней армии! А я вот нарезаю ее вам. А то, соседней! Вы знаете, где соседняя армия?
У черта на куличках соседняя армия. Жуковку еще не взяла.
— Тем более нам нельзя вырываться, — возразил Волошин. — Открытый фланг.
— За фланги беспокоишься. А ты бы побольше о фронте думал. О фронте! За фланги позаботятся кому надо.
— Я беспокоюсь за батальон, которым командую. А в батальоне и так семьдесят шесть человек на довольствии.
Генерал замолчал, засунув руки в карманы бекеши, прошагал к печке, назад к ящикам и остановился, задержав взгляд на робком огоньке фонаря.
— Командир полка, вы получили пополнение?
— Так точно. Сегодня в конце дня.
— Пополните его батальон!
— Так точно!
— Мне нужны еще командиры, — с упрямой настойчивостью сказал Волошин. — У меня только один штатный командир роты. Недостает двенадцати командиров взводов. У меня у самого нет заместителя по политчасти — выбыл в госпиталь.
Поддерживающая батарея артполка сидит без снарядов.
Наступило молчание. Командир полка, расслабив в колене ногу, продолжая стоять перед генералом, у которого все ниже на глаза оседали его тяжелые косматые брови.
Где-то на поверхности снова громыхнули взрывы, но в этот раз дальше, чем прежде; генерал настороженно вслушался, и, как только эхо разрывов смолкло вдали, спросил у Гунько:
— Вы на лошади?
— Так точно.
— С коневодом? Одну лошадь дадите мне. Поедем в штаб.
— Так мне готовиться к атаке? — грубовато спросил Волошин Гунько.
Гунько, в затруднении сморщив лоб, повернулся было к Волошину, потом к генералу, натягивающему на руки перчатки.
— Вот разберемся, и получите приказ, — ответил тот.
— Уже почти двадцать два часа, товарищ генерал, — посмотрев на свои часы, продолжая Волошин. — В случае чего, когда же мне готовиться?
— Надо быть всегда готовым, товарищ комбат! — сказал генерал.
Но не все еще кончилось для Волошина.
Протянув руку к палатке над входом, генерал вдруг остановился.
— За отсутствие дисциплины в батальоне и эти штучки санитарного инструктора объявляю вам выговор, комбат. Вы слышали?
— Есть! — выдавил Волошин.