— Нету. В сорок первом из-под Киева прислал письмо, и все. Веретенникова страдальчески, прерывисто вздохну ла. Снаружи послышалась стрельба — пулеметная очередь. Волошин прислушался. Стреляли откуда-то издалека, со стороны.
— Значит, боишься? — язвительно спросил Самохин. — За свою шкуру дрожишь?
— Все боятся. Кому помирать охота? — тихо сказал боец.
— Ах вот как! Еще философию разводишь! Я тебе покажу сейчас!
— Тихо, товарищ лейтенант! — остановил Волошин Самохина, пригнув голову направившегося к бойцу. — Идите на место, Кабаков.
Боец с поспешной неуклюжестью вылез из блиндажа.
Самохин, проводив его взглядом, зло отбросил из-под ног котелок:
— Ну и напрасно! Надо было специально послать, труса.
— Не стоит, Самохин.
— А потому что признался? Да? — не сдерживая себя, прокричал Самохин. — За это вы вину спустили?!
— Да, спустил, — спокойно ответил Волошин, — Помните толстовскую притчу: за разбитую чашку спасибо. Потому что не соврал.
— Притча! — не унимался Самохин. — Ему притча, а Дрозд что, камень? Да? И не боится? Вот шарахнет, и одни ошметки останутся. А этот жить будет, правдивец!
Комбат молчал. Он думал сейчас о разведчиках, посланных им.
В это время Дрозд и Нагорный были уже за болотом. Нагорный первым осторожно привстал на ноги, и тут же под ним хрустнул лед.
Дрозд, уже собиравшийся подняться вслед за ним, тут же прижался снова к земле.
Взлетела ракета, пущенная в их сторону, осветив впереди пологий склон высоты. Там перед глазами разведчиков на мгновение мелькнула длинная лента свежевспаханной земли траншей, опоясывающей вершину высоты. Взлетела вторая ракета, коротко, видимо для острастки, протарахтел пулемет.
— Я от кустика к кустику руками себя тащил, — тихо объяснял свою промашку Нагорный. — Всего раз и надавил ногой — видишь, какой треск…
— Да я тоже, наверное, весь свой пуп стер, — хмыкнул в ответ Дрозд. — Что дальше-то делать?
— Дальше по обмежку к склону и подавно по-пластунски. Давай разойдемся немного в стороны. Нож приготовил? — спросил он и, слазив за пазуху, достал какую-то потрепанную книгу. Осторожно, почти без шума, выдрал из нее половину листов и протянул Дрозду.
— «Дерсу Узала», — прочитал заглавный лист Дрозд. — Хорошая книга, жаль, не прочитал еще.
— Мин не будет — прочитаешь, — сказал Нагорный, затыкая за пояс свою половину. — Назад принесем.
— Нет, не прочитаю, — вздохнул Дрозд, осторожно продвигаясь вперед…
Как мы уже знаем, землянка командира седьмой роты была ниже блиндажа батальонного КП, поэтому вызванные Волошиным командиры рот расселись полукругом возле комбата: Самохин остался сидеть слева, поглядывая на пустующий угол, в котором, совсем еще недавно всхлипывая, возилась с вещмешком Вера; прямо перед комбатом расположился лейтенант Муратов — аккуратный, ловко затянутый ремнями; справа, несколько в стороне от Муратова, присел старший лейтенант Кизевич — мешковатый, в неподпоясанном полушубке, с обвисшими, без погон плечами.
— Не вижу командира ДШК, — взглянув на часы, сказал комбат, ни к кому не обращаясь.
— Он же приданный, — с ноткой иронии заметил Кизевич, — не привык к нашим порядкам.
В это время в траншее послышались торопливые, шаркающие шаги, и Кизевич усмехнулся:
— Топает крупнокалиберный!
В землянку влез щуплый, небрежно одетый, совсем не командирского вида взводный Ярошук.
— Морозец, черт бы на него, все жмет, — сказал он хрипловато.
Оглянув почти с ребяческим простодушием присутствующих, он, запоздало опомнившись, доложил:
— Младший лейтенант Ярошук прибыл…
— Садитесь, товарищ Ярошук, — сказал комбат. А кто-то фыркнул.
— Ну что ж, можно и сесть, если не прогоните, — сказал и сел. — А я это… в окопчике под брезентом кимарнул малость. Промерз как цуцик… У тебя нет закурить, Самохин?.. А бумажки нет? Ну ладно, найдем, — сказал он, принимая щепоть махорки от Самохина.
— Берите, товарищ Ярошук, — улыбаясь, Кизевич протянул газетный клочок взводному. — Вы хоть и младший лейтенант, а курить вам пора уже бросать.
— Благодарствую, — ответил уважительно Ярошук, скручивая цигарку. — И правда, я среди вас самый младший по званию, и самый старший по годам… Мне под пятьдесят. А курить я начал тут, на фронте. Я ведь бывший сельповский работник с Пензенщины. Когда-то при увольнении со срочной службы мне присвоили младшего лейтенанта запаса, так и хожу в этом звании… пока война. Кончится — в свой колхоз пойду… А там что? Там не звездочки, там руки нужны, и курить некогда бывает, — улыбнувшись закончил он.
— Спасибо за информацию… Степан Игнатьевич, — несколько замешкавшись, вспоминая имя и отчество взводного, сказал Волошин, — но пока вы на фронте и командир взвода…
— Само собой, товарищ комбат, службу сполняю справно…
— Та-ак! — поставил точку разговорам Волошин. — Товарищи командиры! Приказа еще нет, но я думаю, будет и, судя по всему, завтра придется брать высоту. Давайте готовиться не теряя времени.
Командиры молчали. Первым, с удивленным видом, вытянув шею из ворота полушубка, заговорил Кизевич:
— Если дивизиона два поработают, может, и возьмем.