Поўны збор твораў у чатырнаццаці тамах. Том 9

— Левчук! А, Левчук! Грибоед, где Левчук?

— Ды тут недзе спау! Я бачыу, — послышался глуховатый голос ездового санчасти Грибоеда.

— Ищите Левчука! — распорядился начштаба. — Ложите на повозку Тихонова. И через гать. Пока еще эту дыру не заткнули. Левчук! — теряя терпение, окликнул начштаба.

— Я! Ну что? — раздраженно отозвался Левчук и, не спеша, выбрался из-под нависших почти до самой земли ветвей елки.

— Левчук! Топкую гать знаешь?

— Ну знаю.

— Давай, Тихонова отвезешь! А то пропадет парень. В Первомайскую бригаду отвезешь. Через гать. Разведка вернулась, говорит: дыра. Можно проскочить.

— Ну вот еще! Чего я в Первомайской не видел! Я в роту пойду.

— Какую роту! Какую роту, если ты ранен? Пайкин, куда он ранен?

— В плечо. Пулевое касательное.

— Ну вот, касательное. Так что давай на гать. Вот повозка под твое начало. И это… Клаву захватишь.

— Тоже в Первомайскую? — насторожился Левчук.

— Клаву?.. — начштаба замялся. — Клаву лучше в деревню какую. К бабе. К какой-нибудь опытной бабе.

— Бабе, бабе! — съязвил Левчук и отвернулся, передвигая на поясе кабур с парабеллумом. — Не хватало мне еще шляться по бабам. Нашли подходящего…

Ему не очень хотелось ехать. Но он не сразу нашелся, как отказаться, а начальство тем временем, видно, сочло разговор законченным. Начштаба, шурша плащ-палаткой, направился в кустарник, Пайкин исчез и еще раньше.

— Подсуропили начальнички! Ну ладно же, трасцу вашае матери!.. — растерянно проговорил Левчук, подтягивая ремень на пиджаке.

И вот они едут по лесу. Повозка в темноте с трудом пробирается через кустарник, ветви стегают по головам, царапают по доскам, по спинам. Впереди сидит Грибоед, сбоку Левчук, сзади Клава. В повозке лежит раненый Тихонов с забинтованной головой и забинтованными глазами. Слышно, как невдалеке бахают, эхом раскатываются выстрелы, иногда где-то загорается ракета и ее дрожащие отсветы отражаются в летнем небе.

Вскоре, однако, повозка выбирается из зарослей на лесную дорожку, ехать становится спокойнее. Грибоед тихо спрашивает всю дорогу молчащего Левчука:

— Гэта самае — сильно цябе паранила?

— Паранила, — уклончиво отвечает Левчук.

— Гэта каб косць не зачапила. Главное — косць. А мяса нарасце. Косць не зачэпляна?

— Я доктор, что ли? — недружелюбно отвечает Левчук. — Чертово это ранение! Все планы мне переиначило…

— Гэта где тябе?

— На Долгой Гряде. Где же еще!.. Кисель кинул «бычка» докурить, только рукой потянулся и — трах, получай! После четвертой атаки. Думал, хоть отосплюсь в санчасти.

— Дык паспау жа, — говорит Грибоед.

— Паспау, если бы не ты. Не твой длинный язык. Надо было выскочить?

— Ды я што? — пожимает плечами Грибоед. — Пыталися, я и сказау.

— Сказал! — зло говорит Левчук, неудобно сидя в повозке.

Ему мешает раненый Тихонов и особенно его автомат, который Левчук хочет положить удобнее и тянет за ствол.

— Не трожь! — слабым голосом протестует Тихонов.

Левчук несколько удивленно отстраняется, вглядывается в дорогу, о чем-то напряженно размышляет. И вдруг говорит ездовому:

— Грибоед, стой!

Ездовой останавливает повозку. Вокруг почти все тихо, только шумит ветер в листве.

— Далеко гать?

— Да близка ужо, — говорит Грибоед. — Саснячок проедем, а там выгорына и грэбля.

— Туда не поедем.

— Во як! А куды ж?

— Давай куда в сторону.

— Як жа в старану? — несогласно говорит Грибоед. — Там балота.

— Поедем через болото.

Грибоед, недолго подумав, с очевидным нежеланием поворачивает лошадь. Они снова едут в кустарнике, через который с трудом пробирается лошадь. Грибоед, недовольно ворча, слезает с повозки, берет за уздечку лошадь. Левчук тоже соскакивает наземь и лезет вперед.

Они выбрались из зарослей на лужайку, стало светлее. Над росистой травой стлался туман — впереди лежало болото.

Повозка остановилась, а Левчук пошел по мокрой траве, пока под сапогами не стало чавкать, прислушался. Но впереди было тихо, в тумане дремали кусты олешника, где-то скрипела иволга. Левчук прошел дальше и остановился.

— Эй, давай там! — негромко окликнул он ездового.

Он подождал, но Грибоед очевидно не торопился ехать по его следу, и Левчук вернулся к повозке.

— Ты что?

— А куды ж ехать?

— Как куды? За мной едь! Куда я иду, туда и едь.

— У балота?

— Какое болото? Держит же.

— Тут дык дзержыць, а далей багна. Ужо я ведаю.

Левчук недоуменно чмыхнул, в упор рассматривая этого пожилого колхозника — босого, в кургузом, небрежно застегнутом немецком мундирчике и зимней шапке на голове.

— Сказали же, через грэблю трэба. Так жа сказали? А то балота…

Левчук саркастически ухмыльнулся.

— На грэблю, говоришь, да? Тебя сколько уже раз стреляли?

Два? Ну так вот — на гати застрелят в третий. В третий уже хорошо застрелят. Без промаху. — И раздраженно добавил: — Что тебе немцы, дураки — без прикрытия гать оставить? Мало что разведка сказала — надо и свою голову иметь.

Грибоед внимательно выслушал и продолжительно, трудно вздохнул.

— Ну дык што ж! Я не против, ды як только?

— Двигай за мной!