Повелитель Норика. Гибель Астура

А ты, прежде чем отвлекать занятых людей от дел по пустякам, должен был сначала обратиться к предстоятелю. Так по чину правильней будет. Как говорится, Богу – Богово, кесарю – кесарево.

– Не беспокойтесь. Обращусь.

Божий человек окончательно уверился в том, что разговор с декурионами у него не получился.

Северин стоял на коленях против церкви и молился. Он вздымал ладони над головой и, обращаясь к вырезанному на дубовой церковной двери кресту, отбивал истовые, до самой земли поклоны. Холодный дождь промочил его власяницу, волосы и борода от сырости слиплись в змейки. Голые ступни коленопреклонённого праведника торчали прямо из лужи. Лучшего места для сотворения молитвы Северин найти не смог.

– Эй, парень! Сейчас не то время, чтоб разговаривать с Богом. Гы-гы! – старик, закутанный в латаную-перелатаную пенулу*(лат. пенула – плащ без рукавов, обычно круглой формы, имеющий в центре вырез для головы; пенулу носили в основном селяне, беднота и рабы), сочувственно разглядывал странного человека, мокнущего почём зря под проливным дождём.

Между клочковатыми кустами седой бороды и усов, торчащих из-под накинутого на голову капюшона, чернел провалом беззубый, непонятно чему улыбающийся рот.

Божий человек ответил не сразу. Он, словно не замечая старика, продолжал своё общение с Господом, читая нараспев покаянный псалом. Или благодарственный? Старик плохо слышал. К тому же он был слегка пьян и, следовательно, весьма расположен к общению.

Наконец, псалом закончился. Поднявшись с колен, Суровый обратился к старику:

– Чтобы восславить Господа, не нужно выбирать удобное для себя время. Дождь ли, снег – не всё равно? Разве такие мелочи, как непогода, смогут отвратить любого благочестивого от общения с Отцом своим небесным? Кто ты? Назовись, добрый человек.

– Я служу привратником в этой церкви. Увидев, что столь ревностный христианин страдает под холодным осенним дождём, сердце моё преисполнилось жалости. Войди в скромное жилище церковного сторожа, босоногий странник – дабы просушить рубище и обогреться перед огнём очага. Кружка доброго вина, кусок хлеба, да ломоть козьего сыра поддержат твои силы, а охапка соломы даст возможность преклонить на ночь голову. Большего я тебе предложить не могу, ибо, увы – старый привратник богат немногим более чем церковная крыса, гы! – сторож опять некстати рассмеялся.

– Спаси тебя Бог, добрый христианин! Ты – первый в этом, погрязшем среди греха сребролюбия городе, кто предложил мне пищу и кров, не забыв о Божьих заповедях. Вина мне не надобно, сыра тоже. Если только – кружку воды, да горбушку хлеба.

С чувством произнёсши слова благодарности, Северин направился в сторону убогой скособоченной хижины, что сиротливо приткнулась в углу церковной ограды – вслед за своим неожиданным благодетелем.

На следующий день праведник решил встретиться с местным предстоятелем, ибо, поразмыслив на досуге, решил, что последние слова куриала, хоть и мерзки, но не лишены логики. С кем, как не с духовным лицом, обсуждать духовные дела? Богу – Богово, кесарю – кесарево, да.

Поднявшись ещё до рассвета, первым делом Божий человек принялся взывать к небесам.

То была не простая молитва, коих за свою долгую жизнь привратник выслушал неисчислимое количество. Это было что-то иное – это была беседа с Богом. Именно беседа, а не выспрашивание милостей.

Старик заворожёно слушал и смотрел. С какого-то времени его охватило непреодолимое желание повторять за праведником вслед всё, что тот ни делал. Стоять на коленях, методично раскачиваться и вздымать руки высоко над головой, произносить завораживающие слова, осенять себя знаком креста и одухотворённо отбивать истовые поклоны.

Скоро уже старого пьяницу отпустила головная боль, а похмельная тоска его испарилась, сгинула с души, как роса с цветка на жарком солнце. Более того, вина ему уже не хотелось – и впервые за многие годы старик обошёлся без ежеутренней кружки своего непременного дешёвого пассума*(вино из сушёного винограда).

Привратник окончательно уверовал в необычайные способности чудаковатого гостя.

Ждать предстоятеля пришлось долго. Надо полагать, пастырь христиан Астура с утра был занят важными делами, ибо в пределах церкви он появился только после полудня.

Шестеро рослых плечистых носильщиков, называемых лектикариями, уверенно несли на своих плечах украшенный золотыми павлинами паланкин. Скоро уже они подошли к вратам Божьего дома и бережно опустили свою ношу на обширную каменную паперть с небольшим бассейном посередине, чуть возвышающуюся над городской площадью.

Кряжистый мужчина преклонных лет, облачённый в щеголеватую сутану, с обвивающим широкие плечи, отделанным мехом мантелоне*(мантелоне – накидка, открытая спереди, длиной ниже колена и с крыловидными рукавами), величаво выплыл из лектики*(лектика – носилки).

– Мартиниан! Он крут. Крут на руку и скор на расправу, – Северин заметил, что в очах старика плеснул страх.

– Преподобный! Да благословит Господь тебя и твою паству! Удели немного своего драгоценного времени.