Повелитель Норика. Гибель Астура

Один из меченосцев острым мальчишеским взором заприметил в паре сотен шагов, на склоне поросшей сосняком горы, молодого, но уже хорошо подросшего и нагулявшего тело, кабана. Животное увлечённо рыло носом землю, по всей вероятности, обнаружив что-то очень интересное для себя.

Ветерок тянул со стороны зверя – благоприятно для возможной охоты. Изрядно оголодавшие за последнее время, юнцы готовы были ринуться за добычей немедля. Они, словно молодые псы-хунды, ждали приказания хозяина, поедая того очами.

– Хирдис! Бери с собой троих антрустионов*(в готском языке существовало слово «трусти», что значит – завет, договор) и – без свайна не возвращаться!

Антрустионы, хе…, асилусу на смех! Усатый воин отогнал прочь скептические мысли и лишь молча кивнул в ответ. Он достал из седельной сумки лук, приладил архвазну, шагом пустил коня. Умное животное, понимая, что поводья отпущены, пошло осторожно, постепенно ускоряясь и переходя на ровную, сколь возможно, рысь.

Юные трустьи, тем временем, уже рассыпались и потихоньку, хоронясь в высокой траве, приближались к зазевавшемуся свайну.

Кабан безмятежно рыл землю. Хирдис натягивал тетиву. Трустьи ползли в траве.

Кажется, свайн что-то выкопал. Он схватил находку и стал радостно трясти длинной мордой. Хирдис, нервничая, чуть сдавил пятки – конь слегка прибавил ходу. Самый нетерпеливый из трустьев – по всей видимости, желая опередить товарищей – вдруг вскочил на ноги и метнул ассагай.

Не попал! Кабан изумлённо хрюкнул и, заметив опасность, дал дёру. Хирдис выругался и спустил тетиву. Архвазна воткнулась в мясистую, поросшую жёсткой длинной щетиной, спину. Свайн завизжал и побежал быстрее.

Хирдис пытался догнать его, погоняя коня и выставив впереди себя прамею. Юные воины Хардубы, истошно вопя, бежали следом. Скоро все они – и зевака-свайн, и Хирдис на коне, и бестолковые трустьи – скрылись из виду в густых зарослях, ещё не сбросившего свою багряно-жёлтую снагу, осеннего леса.

Грэф досадливо сплюнул – это надо же так опростоволоситься!

Он решил устроить привал на опушке леса – в том самом месте, где так увлечённо копал землю злосчастный кабан. Махнув рукой подчинённым, Хардуба направил коня к каменистому склону. За ним тут же тронулся Гейза. Внезапно лишённый своего развесёлого общества, трустья злобно стегнул плетью бедного асилуса и, ругаясь последними словами, принялся пинками подгонять пленных.

Грэф остановил коня возле полусгнившей трухлявой колоды и принялся внимательно разглядывать жухлый ковёр травы – что здесь искал свайн? Вскоре он обнаружил предмет интереса зверя. Земь-яцеры! Около десятка чёрных лент, кое-где шевелящихся, были раскиданы возле колоды. Вероятно, кабан разрыл их гнездовье и решил полакомиться вкусными, давно уже залёгшими в спячку, гадюками.

Грэф соскочил с коня и, внимательно глядя себе под ноги, принялся протыкать копьём еле извивающиеся чешуйчатые тела. Ехидны даже не пытались уползти. Лишь иногда раздавалось слабое, чуть слышное шипение. К занятию Хардубы с удовольствием присоединился Гейза, и скоро избиение ползучих тварей было почти полностью завершено.

Оставалась последняя, кажется, более других не желавшая прощаться с жизнью, ехидна. Земь-яцер жалко изгибался, пытаясь уползти и спрятаться от своих преследователей в осенней сухой траве. Попытки гадины не могли увенчаться успехом, ибо с одной стороны её легонько колол копьём смеющийся Гейза, а с другой – пинал жёлтым, расшитым пурпурной нитью гаскохом*(готск. гаскох – сапог) Хардуба. Грэф давно отставил прамею в сторону – ему занятнее было управляться ножом, коим жестокий убилтойс грациозно отрубил уже три яцериные головы.

Наконец, Хардубе наскучило это развлечение. Он присел на корточки, ловко схватил ехидну за шею и, улыбаясь, поднёс её прямо к своему лицу.

– Шутки кончились. Молись своему ползучему богу, – казалось, серо-стальные глаза грэфа стали холоднее альпийского льда.

Остриё ножа медленно приближалось к гадючьей голове. Хардуба, продолжая улыбаться, надавил кончиком лезвия на плоскую морду. Ехидна шипеть не могла – шея её была сдавлена безжалостными стальными пальцами. Она лишь отчаянно махнула хвостом, едва не задев бороды своего мучителя, но грэф вовремя успел отвести руку в сторону и весело рассмеялся.

Сухая трава неподалёку от убилтойса чуть шелохнулась, и мгновение спустя чёрная молния, исторгнутая, казалась, из недр земли, ударила во влитс Хардубы. Крик, напоминающий бычий рёв, содрогнул окрестные горы и отлетел гулким эхом от каменистых вершин.

Грэф, отбросив в стороны и свою жертву, и своё оружие, с криком катался по земле. Он тщетно пытался оторвать от себя, впившуюся во влитс, гигантскую – длиной не менее трёх алин*(готск. алина – мера длины, равная локтю) – гадюку. Верный Гейза, жутко испугавшись, отскочил прочь на несколько шагов и теперь со страхом наблюдал за схваткой своего хозяина с чудовищем. Доблестный трустья же, вероятно, принявший гадюку за подземного дракона – на всякий случай, спрятался под круп асилуса.