Повелитель Норика. Гибель Астура

Гейза громко – так, что услыхали даже стоящие рядом прамейщики – скрипнул зубами. Если не подоспеет подмога, быть им битыми. И кем? Презренными кротами, чей удел – пахать землю!

Что же медлит Хардуба? Наконец, до слуха его долетел слабый вороний клёкот. Гейза облегчённо вздохнул.

Хардуба услыхал призыв своего гаделы в самое неподходящее время, ибо хлифтусы, поняв, что им уже не угрожают архвазны и мечисы обитателей гарды, принялись открыто грабить пылающее подворье. То, что можно было взять ещё, вырвать из жаркой пасти набиравшего силу пламени – а именно арб, живность, припасы пищи, иное добро – подчинённые Хардубы принялись воодушевлённо спасать.

Седоусый пеший Хирдис больше всех преуспел в этом деле. Известный среди членов хансы, как не очень смелый пожилой пастух с мутным прошлым – он не пользовался большим уважением среди соратников. Однако, подобно любому из пастушьего племени, Хирдис хорошо умел управляться с петлёй – и нынче он исхитрился изловить аж двух коней.

Выпущенные от своих узет*(готск. узета – ясли) в самый разгар пожара, животные не желали подпускать к себе людей. Они носились по двору, безумно ржали, угрожающе скалили зубы и вставали на дыбы – ни один из трустьев нынче не смог добыть себе коня. Хирдис же завладел целой парой!

Люди Хардубы шныряли по гарде, словно тараканий выводок по запечью. Кто-то из гаделов тащил на верёвке мычащую колбо, кто-то волок на плечах перепуганного до полусмерти ламба*(готск. ламб – овца, баран), иной же, позарившись на рогатую гитс*(готск. гитс – коза), с криками ловил скачущее промеж плетёных заборов-тыньё, животное. Антрустионы без дела не сидели.

Грэф принялся наводить порядок. Рискуя сломать себе шею, он принялся гонять коня туда-сюда по гарде. Хардуба немилосердно колотил по спинам и головам своих подчинённых деревянным фодром, пытаясь хоть таким образом образумить ополоумевших трустьев.

– Оставь! Брось! Фралетан! Гагагган*(готск. гагагган – собраться вместе)!

Наконец, ему удалось собрать в кучу всех хлифтусов. Благоразумный Хирдис к тому времени успел отвести коней в укромное место и надёжно их привязать – дабы не убежали сдуру.

– Ганган*(готск. ганган – идти)! Спрауто*(готск. спрауто – быстро)!

В спешном порядке, бегом антрустионы Хардубы выдвинулись на помощь своим гахлибам.

Они подоспели вовремя. Хитроумный Гейза сумел раздразнить, уже уверившихся в своей победе, но упрямо стоящих на месте, арьев.

– Ваши сердца заячьи! Вы – черви, собравшиеся в кучу! Не нужно много ума, чтоб насадить на колья беззащитных лошадей! А вот, хотелось бы мне знать: кто-нибудь из кротов, роющих землю, решится на честную драку с Гейзой? На поединок, как положено у благородных воинов! Один на один! Ну же, трусы, решайтесь! Вас теперь больше, чем нас – чего же вы боитесь?

Речь хитреца возымела действие. Из рядов оборонявшихся вышел плечистый юноша. Бусые*(бусый – пепельный), чуть вьющиеся вихры его были стрижены под шапочку, усы едва пробивались над верхней губой.

– Твои скуфты длинны, как у маво*(готск. маво – девушка). Язык ещё длиннее. Я – Волчий голод. Буду тебя бить.

Вспыхнувший Гейза холодно улыбнулся и поднял мечис. Скоро тебе придётся ответить за оскорбление, Вулфгред*(готск. вулф – волк, гред – голод)!

Но, едва соперники успели скрестить оружие, как ударил Хардуба. Воины его, скрытно подошедшие и затаившиеся до поры, выжидали лишь удобного момента. В защитников гарды из темноты ночи со свистом полетели архвазны, найдя себе на поживу три жертвы.

Храбрый Вулфгред уже лежал – лицом вниз, с торчащим из спины ассагаем. Он так и не успел наказать негодяя Гейзу.

Бой был жестоким. Бились в отчаянном исступлении мужчины, прикрывая своими спинами детей, надежду и будущую жизнь рода. Отбивались от мечисов озверевших убилтойсов, обречённо махая кольями и прамеями. Пощады у хлифтусов не собирался просить никто. Арьи знали наверняка – лучше скорая смерть, чем доля, которую уготовили им нежданные гости.

Нападавшие скоро сломали строй, и исход битвы стал очевиден. Один за другим, падали защитники гарды.

Женщины, понимая, какая участь их ожидает, в руки разбойников живыми не давались. Вооружённые лишь ножами и плотницкими агизами, они просто-напросто не подпускали к себе нападающих. Хардуба лично вспорол живот неистовой беременной девке, успевшей до того зарубить двоих трустьев.

Наконец, всё закончилось. Победа досталась антрустионам Хардубы – но тяжёлой ценой. Из людей грэфа уцелели немногие. Иные же получили в бою страшные увечья.

Стонал, корчась в муках, раненный в живот Хвитхана*(готск. хвит – белый, хана – петух) – развесёлый болтун, душа нахтаматса и личный гахлиба Хардубы. Лента кровавых кишок из распоротого страшной рогатиной жипуса его вываливалась наземь. Грэф молча полоснул отточенной газдой по шее страдальца – да отлетит дух Хвитханы в мир теней!

Ещё двоих – отчаянно кричащего, с болью и ужасом взирающего на свою отрубленную по локоть десницу, ротозея; а так же несчастного, каким-то чудом ещё живого Плагуса, с торчащей в раскроенном лбосе агизой – тоже пришлось прикончить.